Амадо Эрнандес - Хищные птицы

— Как нам следует себя вести? — спросил Мандо.

— Отправимся завтра в логово ко льву, — шутя ответил Маливанаг.

— Сначала давайте попытаемся сообразить, зачем он нас вызывает, — начал доктор Сабио. — Что он задумал? Нам надо быть во всеоружии, необходимо заранее, подготовить анализ серьезных проблем, стоящих сейчас перед страной, и предложить ему пути их решения.

— Прекрасно, — поддержал его сенатор, — а то нас все время упрекают в отсутствии позитивных предложений, мол, они только и знают, что критиковать.

На следующий день в назначенный час все трое предстали перед президентом. Он предложил им сесть и сразу же перешел к делу.

— Я пригласил вас сюда, сеньоры, поскольку положение в стране чревато серьезными осложнениями. Если вы не захотите мне помочь, может произойти непоправимое. — И он взглянул на висевшую на стене картину Хуана Люны «Споляриум» [78] «Споляриум» или «Сполярий» (лат.) — название известной картины выдающегося филиппинского художника Хуана Люны, брата Антонио Люны, изображающей одноименную арену, на которой первые римские императоры травили дикими зверями христиан; впоследствии сюда стаскивались тела погибших в бою гладиаторов. .

— Я не хочу беспорядков и не хочу прибегать к помощи армии. Вот поэтому-то я и пригласил вас, господа. Ознакомьтесь с сообщениями военных. — Он протянул донесение сенатору.

Тот быстро пробежал его глазами и передал Мандо и доктору Сабио. В секретном донесении говорилось о том, что в любую минуту могут начаться серьезные беспорядки, и в качестве зачинщиков назывались они трое.

— Но этот доклад изображает положение весьма односторонне, господин президент, — возразил сенатор.

— Вы знаете, что моя цель — обеспечить порядок и стабильность в стране, — проговорил президент, особо выделяя слова «порядок», «стабильность». — Вы, безусловно, знаете, какими методами действует армия, и мне не хотелось бы прибегать к крайним мерам. Вот почему я и попросил вас прийти.

— Вот здесь меморандум, который мы втроем приготовили для вас, — обратился к нему сенатор Маливанаг. — Тут перечислены основные проблемы, приводятся жалобы крестьян и рабочих, потом мы даем краткий анализ положения и предлагаем эффективные, на наш взгляд, меры, — пояснял сенатор.

Президент бегло просмотрел текст меморандума.

— Я вижу, некоторые требования вполне справедливы и обоснованны, — резюмировал он. — Но большинство из них мы пока не в состоянии выполнить: у нас нет средств. — Он снова полистал меморандум и заметил: — А вот тут уже идут одни угрозы. Правительству нельзя угрожать, господа.

— Мы ничего не добавили от себя, мы только довели до вашего сведения мысли и высказывания униженных и угнетенных людей, — ответил Мандо Пларидель. — Они как нельзя лучше характеризуют обстановку в стране, в отличие от доклада армейского штаба.

— Вот этот пункт, например, где идет речь о строительстве школ, дорог и больниц в баррио, еще можно рассматривать, мы попытаемся изыскать и средства. Но дальше содержатся уже совершенно немыслимые требования: упразднение гражданской охраны. Но ведь земледельцы правы: им нужна защита. Или вот это требование: убрать из асьенд полицию. Но ведь она именно для того и послана туда, чтобы обеспечивать соблюдение порядка и законности. Подобные требования я не могу удовлетворить. А здесь уж совсем нечто фантастическое — требование экспроприировать асьенду, а землю распределить между арендаторами. У нас все-таки демократия, а не диктатура. Не могу же я действовать в нарушение закона об аренде?! Его нельзя так вдруг отменить…

— Если так… — начал было доктор Сабио.

— Мой вам совет, — прервал его президент, — отправляйтесь по баррио Центрального Лусона, в первую очередь на асьенду Монтеро. Поговорите с крестьянами. Скажите, чтобы они проявляли терпение и понимание, что правительство думает о них. Объясните им, что я делаю все, что в моих силах, разумеется, в рамках закона, что я их всех люблю, что сердцем я с простыми людьми, которые отдали мне свои голоса, избрав на этот высокий пост. Но в то же время я не бог и не диктатор.

— Но мне кажется, что их терпение давно иссякло. Их притесняли и продолжают притеснять помещики и управляющие асьенд, а они мрут от голода и болезней и не в состоянии послать детей в школу, — раздраженно заявил сенатор.

— Не забывайте, что война окончилась совсем недавно, оставив после себя огромные разрушения. — Президент попытался уклониться от прямого разговора. — Вы не вправе требовать, чтобы я поправил все за какие-нибудь два-три года. Тем более что я пока не вижу ни от кого поддержки.

— Крестьяне выстрадали уже не одну, а несколько войн, — напомнил ему доктор Сабио.

— И коль скоро они не видят никакой помощи от вашего правительства, то, вероятно, у них нет другого способа, кроме… — Мандо не закончил свою мысль.

Президент прервал его:

— Я догадываюсь, вы хотели сказать, что крестьяне утратили веру в правительство и решили действовать по своему разумению. Но мое правительство не допустит самоволия. Запомните раз и навсегда: я не склонен предоставлять армии особые полномочия, но если крестьяне перестанут уважать закон, тогда…

— Но они уже на грани отчаяния! — с жаром воскликнул сенатор. — Что они видят в жизни? Обещания, снова обещания, запугивание, угрозы, насилие. По-моему, господин президент, уже настало время сменить пластинку. Вам представился удобный случай спуститься на грешную землю, стать поближе к людям, которые вас избирали. Помогите своей несчастной стране. Покиньте на время свой дворец, поезжайте в баррио, деревни, посмотрите своими глазами на бедственное положение крестьян. Пускай вы запачкаете башмаки на грязных деревенских улицах, но зато вы сами сможете увидеть страдания и слезы в глазах матерей, которым нечем кормить своих детей…

— Вам кажется, — медленно начал президент, картинно прикрыв ладонью глаза, — что президент, обладая высшей исполнительной властью в стране, может делать все, что ему заблагорассудится. Но это не так. И вот я с удовольствием сменил бы свою высокую должность на скромное место какого-нибудь профессора или журналиста. Признаюсь вам откровенно, господа, у меня очень часто оказываются связанными руки. Вы даже не можете себе представить, какое огромное давление мне приходится испытывать со всех сторон. На меня давит и моя собственная партия, и церковь, и армия, и бизнесмены, и иностранцы, и, наконец, пресса и радио. Вам известно, что я отнюдь не богат, хотя мог бы сделаться миллионером в двадцать четыре часа. Попробуйте вы, Маливанаг, сесть в мое кресло, посмотрим, как у вас получится.

— Я же говорил вам, высокоуважаемый господин президент, что это — две связанные одна с другой проблемы, — тоном соболезнования начал Мандо. — Крестьян к вам во дворец не пускают, к ним вы ездите разве что в период предвыборной кампании. Я с сожалением должен вам сообщить, что в настоящее время ваш престиж среди простых людей, среди ваших избирателей, совершенно неудовлетворителен.