Амадо Эрнандес - Хищные птицы

Донья Хулия и Долли отбыли по приглашению архитектора Понг Туа-сона на очередное празднество в «Пайнз Хотел». С некоторых пор Долли перестала сторониться Понга и теперь уже не топала ногами, когда он говорил ей о своих чувствах.

В комнате для покера тем временем обсуждались вопросы, связанные с деятельностью тайной корпорации Монтеро — Сон Туа. В начале «заседания» Монтеро, как заправский политический деятель, охарактеризовал обстановку в стране, не забыв упомянуть и о растущей безработице, и о начавшейся борьбе с коррупцией, и о взрыве национализма. Теперь, когда общественное мнение вынудило полицию принять меры по борьбе с контрабандой, корпорация Монтеро оказалась в затруднительном положении и вынуждена была действовать более изощренно. Вот тут-то и мог пригодиться сенатор Ботин, который готов был на все, лишь бы остаться на второй срок в сенате. К тому же его жалованье было не столь велико, чтобы он мог удовлетворить свои малые и большие прихоти.

— Теперь все стало значительно сложнее, чем прежде, — со злобой в голосе проговорил Ботин. — Всякие там Маливанаги и их приспешники, вроде таинственного Мандо Плариделя, ужасно мутят воду.

— Да, опасные люди, — согласился Монтеро.

Сон Туа изобразил подобие улыбки:

— У нас, у китайцев, есть надежное средство против опасных людей.

— У армии тоже есть надежные средства, — подхватил Байонета.

Монтеро и Добладо, переглянувшись, одобрительно улыбнулись. Однако сенатор Ботин оказался решительным противником радикальных мер.

— Я предпочитаю кулак, обернутый бархатом, — сказал он.

— Железный кулак, обернутый бархатом, — поправил его генерал.

— В конце концов известно несколько способов, как зарезать цыпленка, — примирительно заметил дон Сегундо. — Но мы хотели бы знать, вы с нами, сенатор, или нет?

— А разве я сказал, что не с вами?

Еще один стаканчик виски, и сенатор откланялся, унося в кармане конверт, полученный от хозяина бунгало.

Разговор постепенно опять вернулся к событиям недавнего прошлого.

— В воздухе пахнет грозой, — заметил Добладо.

Монтеро развил его мысль:

— Да, все признаки налицо: митинг на площади Миранда, пожар на моей асьенде.

— Пожар! — вырвалось у Добладо.

— Мы, правда, их упредили, но если бы не успели этого сделать, то могли бы быть очень серьезные последствия.

— Куда уж серьезнее?! Пожар!

— Но пока еще мы господа положения, — ответил Монтеро.

— Надолго ли?

— До тех пор, пока те, кто находится у власти, вроде тебя, не потеряют головы, а мы, имеющие деньги, не разучимся платить.

— Да, прав был сенатор, — вздохнул генерал. — Очень многое изменилось к худшему. Раньше, например, генерал был все равно что царь. Теперь же офицера может предательски застрелить в спину его же собственный солдат. Или, к примеру, миллионер! Раньше для него не было ничего недоступного. А теперь что получается? Боится какой-то газетенки. Того и гляди, притянут к ответу.

— Правильно. Теперь чем больше взятка, тем больше шуму, — поделился Сон Туа своим горьким опытом. — Плохие нынче пошли люди. Злые, подлые пошли люди.

Дон Сегундо невольно вспомнил те блаженные времена, сразу же после войны, когда у него, на посылках служили американские офицеры, а в порту его неизменно встречали жены различных правительственных чиновников, проносившие, минуя таможенный контроль, его чемоданы, набитые контрабандными товарами. Да и сами чиновники были куда послушнее и сговорчивее нынешних. Они, бывало, довольствовались дружеским похлопыванием по спине или какой-нибудь мелкой подачкой. «А теперь каждый сразу же норовит войти в долю! — с раздражением подумал Монтеро. — Таможеннику приходится отваливать столько, что самому почти ничего не остается. Один вкладывает капитал, а другой получает проценты».

В разговор вмешался Добладо:

— А я вам скажу, хорошо, когда берут взятки. Гораздо хуже, когда отказываются.

— Вроде этой «Кампилан» или сенатора Маливанага, — подхватил Сон Туа.

— Для каждого горшка — свой ухват, — хитро подмигнул генерал. — Если не ошибаюсь, этот журналист из «Кампилана» — друг Долли.

— Ха! — ощетинился Монтеро. — Что ты этим хочешь сказать?

— А то, что будет очень кстати, если мисс Монтеро использует свое влияние на Мандо Плариделя.

— Не дело ты говоришь, сынок, не дело, — укоризненно покачал головой Сон Туа.

Генерал тотчас же припомнил, что его зять, архитектор, давно увивается за Долли. И ему ничего не оставалось, как выразить надежду, что к Мандо наверняка можно найти какой-нибудь подход.

Покончив, так сказать, с общими вопросами, члены корпорации перешли к обсуждению конкретных дел, которыми должна заниматься корпорация.

— Чем больше риску в деле, чем больше в него вложено, тем больше прибыль, не так ли? — мечтательно заметил Сон Туа.

Было решено создать фонд для борьбы с разными радикалами как в Конгрессе, так и за его пределами и любыми средствами упрочить свое положение.

Когда вернулись дамы в сопровождении Туа-сона, гости уже разъезжались.

После завтрака дон Сегундо расположился на террасе своего бунгало в удобном кресле с газетой в руках и стал ждать, когда его дочь сойдет вниз. Он хотел воспользоваться отсутствием доньи Хулии, отправившейся на рынок, и поговорить с дочерью с глазу на глаз.

На ум дону Сегундо уже в который раз пришло вчерашнее замечание генерала: «…будет очень кстати, если мисс Монтеро использует свое влияние на Мандо Плариделя». Здраво поразмыслив о делах корпорации, он пришел к мысли, что и в самом деле весьма кстати прибегнуть к помощи Долли. «Ведь она — близкий друг этого Плариделя, — рассуждал он сам с собой, — и ей вполне уместно обратиться к нему с любой просьбой. Да, за последнее время его газета приобрела огромную популярность. И с каждым разом ее выступления против антипатриотизма, против контрабанды и взяточничества становятся все более гневными и решительными».

Сейчас у него появилась надежда, что Долли поможет его корпорации устоять перед яростным натиском «Кампилана», если Мандо взбредет в голову добраться до них. Памятуя о том, каким успехом Долли пользовалась у японцев и американцев, дон Сегундо уверовал в успех своего замысла. Возможно, он не подозревал, что за щедрые услуги, которые ему оказывал полковник Мото, а потом американцы, Долли расплачивалась своим телом. Что же касается знакомства Долли с Мандо в Париже, то у него зародилось подозрение, что оно отнюдь не сводится к духовной близости, как ему объяснили. И тем не менее с присущей всем родителям склонностью к заблуждениям он продолжал верить в непорочность и духовную чистоту своей очаровательной дочери. «Да, — рассуждал он, — ей импонирует внимание мужчин, их ухаживания, она не прочь пококетничать с влюбленными в нее молодыми людьми, но не более того». Он считал также, что с Понгом можно не торопиться: выдать за него Долли никогда не поздно. Сейчас важно заняться Мандо. Он наверняка не сможет отказать Долли, если она его о чем-нибудь попросит. К тому же Мандо показался ему весьма покладистым.