Андре-Марсель Адамек - [Самая большая подводная лодка в мире]

На лестнице он несколько раз останавливается, вслушиваясь. Он не достиг еще верхней площадки, когда в нем окрепло убеждение: звук может идти только из шахты лифта. Он приникает ухом к двери, где красуется дощечка с надписью «НЕ РАБОТАЕТ», и слышит метеопрогноз, предупреждающий о новых ночных грозах. Запах расплавленного воска перекрывает запахи штукатурки.

Скопа больше не сомневается. Он пытается приоткрыть дверь, какой-то миг она сопротивляется, заблокированная изнутри. Но он упирается, налегает всем своим весом на створку, и та наконец поддается.

Под кабинкой застрявшего в метре над уровнем этажа лифта открывается глубокая — до самого подвала — пропасть шахты. Скопа успевает только увидеть молодую девушку, сидящую по-турецки на поролоновом матрасе и с ужасом смотрящую на него. Единственный шаг, который он делает к ней, увлекает его в густую тень шахты, где он исчезает, хлопая крыльями.

От потрясения к Максу частично вернулся голос. Несколько кислых слов преодолевают порог его гортани и жгут ему язык.

— Нужно найти для вас другое место. Вам нельзя здесь больше оставаться.

Ким все еще бьет дрожь при воспоминании о звуке, с каким человек разбился одно шахты. Это был звук, одновременно хрусткий и мягкий, за которым последовала невыносимая тишина.

Макс открыл бутылку граппы и наполнил до краев два стакана. Мысли теснятся в его голове. Сначала он должен поместить девушку в более надежное место. Затем он займется трупом незнакомца. Судя по той бесформенной, плотно засевшей в строительном мусоре массе, которую Макс увидел в подвале, это был человек весьма грузный. Обыскав карманы детектива, Макс обнаружил карточку частного сыскного агентства.

— Хорошо еще, что это не был настоящий коп.

Последнее слово застряло у него поперек горла, как острая рыбья кость. Он задыхается, кашляет, выплевывает осколки слога.

— Настоящий кто? — спрашивает Ким.

Он не отвечает ей, и она делает глоток граппы, которая ее согревает. Взгляд у этого человека не был злым. Падая, он, казалось, улыбался. Он даже не вскрикнул.

— Что вы с ним сделаете?

— Еще не знаю, — отвечает Макс. — Главное сейчас — найти для вас другое укрытие. Есть опасность новых визитов.

— Я не хочу доставлять вам неприятности. Может, мне просто сдаться? В конце концов, через год я буду совершеннолетней, и они уже не смогут держать меня в клинике.

— Они обвинят вас в том, что вы столкнули толстяка в шахту, и оставят взаперти еще на несколько лет.

— Это всего лишь глупый несчастный случай.

— Да, но лучше бы вам не иметь к нему отношения.

Он опустошает стакан и пробует собраться с мыслями. Исчезновение детектива не замедлит повлечь за собой повальные обыски по всему городу. Макс по очереди перебирает в уме подвал Капитана, заброшенный гараж, где живет Пеле, затем трейлер Буффало. Но это все места, которые обшарят в первую очередь.

— А если я спрячусь на кладбище? — предлагает Ким.

— Кажется, у меня есть идея получше. Ждите меня здесь и ни в коем случае никому не открывайте.

Из всех, кого Сиум знал в Сан-Франсуа-ле-Моле, Макс внушает ему наибольшее уважение. В их первую встречу узбек смутно почувствовал, что тот тоже пленник, что и он ведет тайное сражение против некой темной силы. Но Сиум никогда не слышал, чтобы Макс жаловался. Боль, читавшаяся только в грустном свете его взгляда, была скрыта за круглыми стеклами очков.

Сиум узнал о нем больше, сыграв с ним партию в шахматы. Он увидел, как Макс выстраивает эффектные дебюты вопреки теориям, разворачивает свои пешки в эстетически безупречные линии. Вместо того чтобы бросить ферзя в атаку, он посылает его с поручением во вражеский стан, словно на прогулку. Он играет без тщеславия и очень далек от мысли во что бы то ни стало побеждать. Его ходы продиктованы скорее эстетикой, чем погоней за преимуществом. А если ему случается в конце разыгранной сцены захватить в плен пешку противника, он дает возможность взять свою, чтобы восстановилось равновесие.

Когда Макс приходит к нему в центральный пост, Сиум рад услышать, что тот вновь обрел дар речи. Разбирать написанное на клочках всегда казалось ему утомительным, он то и дело спотыкался на каком-нибудь неразборчивом слове.

Он слушает его долго, не прерывая. История девушки-беглянки кажется ему немного запутанной, но впервые в жизни европеец просит у него помощи.

— Здесь наверняка найдется место, где можно было бы ее спрятать, — заканчивает Макс.

Сиум подумал сначала о торпедном отсеке. Но разборка и сборка дверных панелей требует слишком много времени. К тому же это тайна, в которую кого-то посвящать ему бы не хотелось.

— Есть одна каморка, в которую никто не заходит. Только там, пожалуй, тесновато.

— Идем посмотрим, — говорит Макс.

Нескончаемыми узкими проходами они добираются до кормовой части «Саратова». Возле генератора Сиум опускается на колени перед низкой дверцей, встряхивая огромную связку ключей.

— Здесь раньше хранили запас масла. Когда корабль стоял на причале, русские механики крали его оттуда, чтобы потом продать. Они разливали его в бутылки, которые прятали в вещмешках. Вот потому капитан и приказал поставить замок.

— Тут и правда тесновато, — замечает Макс, обследуя темную каморку.

— Убрав бочки, мы выиграем немного места. Койку можно будет поставить в глубине.

— Здесь пахнет плесенью.

— Это потому что затруднено поступление воздуха. Я этим займусь.

— Не могли бы вы еще придумать что-нибудь с освещением? Она свихнется в этой дыре.

— Я дам ей лампу на батарейках.

— И принадлежности для мытья, — добавляет Макс. — Таз, мыло…

— У нее будет все, что нужно, и каждый вечер я буду приносить ей канистру свежей воды.

— А еду?

— Не знаю, сможет ли она привыкнуть к той, которую готовят мои люди. Черные галеты и сырая селедка, козий сыр, овсянка с капустой — это то, чем здесь кормят.

— Я время от времени буду приносить вам для нее передачу.

Теперь, когда насчет девушки было улажено, Макс приступает к проблеме с толстяком, расплющенным в строительном мусоре. Его надо бы вытащить из шахты и перевезти на пустырь — работа для титана. Сиум обещает прислать к нему Нука, самого сильного из своих рабочих, парня, который не моргнув глазом переносит на спине две сотни килограммов железного лома.

Макс удивляется, что он говорит так долго, не чувствуя при этом во рту горького вкуса слов. Ему ни разу не пришлось повторять фразу, чтобы его поняли. Возможно, где-то в недрах его личности еще хранится достаточный запас промытых от яда и желчи слов, слов, которые могли бы гирляндами подняться на поверхность, словно вырванные глубинными течениями из морских песков водоросли.