Виктор Солодчук - Совпалыч

— Как по мне, сложно найти большую гадость, чем овсянка.

Официант снял сверкающую крышку и выложил кашу в глубокие фарфоровые тарелки. Смирившись с неизбежным, я занес сандаловую ложку над вязкой протоплазмой, окруженной облаком пара.

— Не будьте таким категоричным, дорогой. Крайние высказывания хороши для крайних обстоятельств, — Левон поглощал завтрак с нескрываемым удовольствием. — А в этой каше есть и масло, и сахар. В крайнем случае, добавьте сливок. Так вы шли под парусом до самого Арамболя? Очень интересно.

Не посвящая Сурьяниана в детали своей командировки, я компенсировал скудность рассказа тем, что во всех подробностях описал, как добирался в Бомбей. Яхтсмен из меня получился не очень хороший, хотя до последнего момента я об этом не подозревал и, удачно поймав попутный ветер, был горд собой. Пройдя левым галсом вдоль побережья, моя шлюпка развила неплохую скорость и направилась прямо в центр пустынного берега. Береговая линия быстро уточнялась, можно было отчетливо разглядеть листья на верхушках баньяновой рощи, когда я осознал, что тормоза в конструкции шлюпки не предусмотрены. Весом всего тела я навалился на руль, чтобы погасить скорость, но было уже поздно. Шлюпка вошла форштевнем в песок, руль выбило из рук, а я полетел за борт.

Разложив одежду на горячем песке для просушки, я бездумно смотрел, как прилив наполняет шлюпку водой. И чем ниже склонялась мачта над бирюзовой поверхностью, тем сильнее хотелось плакать. Где-то глубоко под водой скрылся «Гаммарус», унося развеселую команду и Любу, которой я больше ничего не смогу объяснить. Теперь я не могу рассчитывать ни на мудрый совет капитана, ни на поддержку Всеволода Абрамовича. Дальше мне одному.

Если долго сидеть на пляже и смотреть на море, ближе к вечеру можно увидеть несуществующие цвета. То есть, конечно, такие цвета существуют, но встретить их вместе можно именно в тот недолгий промежуток времени, когда солнце уже сползает к линии горизонта, но еще не закатывает закатную феерию. Запахи становятся резче, прибой мягче, и вода начинает играть невероятными тонами. Это из тех вещей, которые длятся очень кратко, но потом долго помнятся.

Полупроснувшись (точнее, выйдя из полусна) от первого комариного укуса, я оделся и пошел вдоль берега по направлению к баньяну, где еще днем приметил крыши нескольких бунгало. Примерно на половине пути мне показалось, что камень прямо по курсу движется, пытаясь перегородить мне дорогу. Я хотел было списать все на последствия солнечного удара, но, сделав несколько шагов, заметил еще два таких же перемещающихся камня… Нет, это была не галлюцинация. Теперь в сторону прибоя ползла уже половина пляжа.

— Черепахи? — догадался Левон.

Я нашел одну кладку и взял три яйца, так как сильно проголодался. На вкус они не хуже куриных. Переступая через панцири, создающие видимость игрушечной танковой битвы, я добрался до ближайшего бунгало, где отдыхающее семейство из Ньюкасла оказало мне самый радушный прием. Утром после завтрака глава семьи отвез меня на станцию, где я сел в поезд и без особых приключений доехал до железнодорожного вокзала Виктория в Бомбее. Хотя, конечно, индийский поезд — сам по себе приключение.

— Так что вчерашнее утро не обошлось без овсянки, дорогой Левон, — закончил я свой рассказ. — Но, как по мне, уж лучше сырые черепашьи яйца.

— Что теперь будете делать? — спросил Сурьяниан. — Насколько мне известно, в посольской аптеке новый фармацевт.

— Они даже не знают, что я здесь. И прошу вас никому не говорить. Если можно, я переночую у вас в гостинице, а завтра отправлюсь дальше.

— Без вопросов, Иван, живите сколько нужно. Путешествие продолжается? Полезно в вашем возрасте.

— Левон, мне нужен ваш совет. Вы слышали о горе Кундун?

— Да, — ни один мускул не дрогнул на лице моего друга, но в голосе мелькнул полутон удивления.

— Мне нужно туда попасть. Как это лучше сделать?

— Знаете что? Так как мы долго не виделись, а завтра вы опять уезжаете, предлагаю прогуляться по городу. Заодно и поговорим. Я кое-что знаю о том, что вас интересует.

Через полчаса мы уселись в оклеенную алюминиевой фольгой кабинку рикши.

— Колаба, пожалуйста, — сказал Сурьяниан величавому чернобородому сикху в синем тюрбане. — Предлагаю ограничиться Вратами Индии. Это будет символично: вы только что приехали.

— Я прожил здесь много лет, не забывайте.

— Нельзя войти в одну и ту же реку дважды. Особенно, если река течет в Индии. Знали бы, как много нового оказывается ежедневно в местных реках? Это — радость микробиолога!

Я редко покидал стены аптеки. Но, конечно же, прекрасно знал расположенный недалеко от порта район Колаба. Кажется, я уже упоминал о местах на планете, у которых есть нечто общее. Впоследствии мне довелось побывать в разных больших и малых городах, и я берусь утверждать, что Тайм Сквер в Нью-Йорке, лондонский Хокстон, цитадель Бала-Хиссар в Кабуле, Тверская в Москве и Сентрал стейшн в Амстердаме, собор Нотр-Дам в Сайгоне и одесский Оперный театр, Александр-Плац и Кристиания, Бульвар Сансет, Шамзэлизэ, Мечи Кадиси, Шенбрунн, Аустурстрайти и Лейгевегур — все это одно и то же место. В известном смысле, разумеется. Ведь при всей идентичности, даже рестораны «ПапаверДак» отличаются друг от друга, и всегда в худшую сторону.

Наш рикшевала жал на газ, напевая под нос замысловатую мелодию. Левон молча курил, а я смотрел на приближающуюся величественную арку, построенную когда-то королем Георгом Пятым и названную «Вратами Индии». Покрытое мусульманской вязью основание было расписано местными радикалами. Я не умею читать ни на хинди, ни на маратхи, однако по внешнему виду лозунгов, написанных на разных индийских и неиндийских языках, догадался, что все они об одном и том же. Английский вариант гласил — Buddha live!

Истинному богу от этого ничего не сделается, в него хоть из пушки стреляй — воскреснет, а самозванцу поделом.

— Вот странно. Почему, когда я вижу надпись на стене, сообщающую, что кто-то жив, мне сразу становится понятно, что этот кто-то мертв?

— Вы в точку попали, — сказал Левон. — Эти надписи — визитная карточка движения «Убить Будду». Знаете, какое множество здесь пророков, всевозможных святых и даже живых богов? Только у меня под гостиницей живут трое. «Убийцы Будды» считают, что для того чтобы отличить настоящего святого от самозванца, его необходимо убить.

— Кого? — не понял я. — Святого или самозванца?

— Любого кто заявит о своей святости. Истинному богу от этого ничего не сделается, в него хоть из пушки стреляй — воскреснет, а самозванцу поделом. Я нахожу это разумным подходом. За последний месяц в городе убили больше двадцати человек, объявивших себя святыми.