Карлос Оливейра - Современная португальская повесть

Мало-помалу крик слабеет, переходит в непрекращающийся стон, отзвуки которого, постепенно затихая, мечутся тягучим кошмаром, в лабиринте улиц.

— Мой сын умер и я хочу его оплакать! Отдайте мне мои глаза! Мои глаза!

С деревьев, которыми обсажен проспект, свисают скелеты облаков — они пляшут, и кости их отчетливо постукивают в такт, и ветер-призрак раскачивает их своим дыханьем.

Но это зловещее зрелище слепых, зрелище танцующих мертвецов, не останавливает шествие голого человека. Только обильный пот прошибает его от отвращения. От чудовищного отвращения, не покидавшего его тысячелетиями, с тех пор как он себя помнит — в галстуке или без галстука. Отвращения, усиливающегося от мелкого града, который колет его своими острыми ледышками.

Нет, нет, он не заблудился в лабиринте сна. Он позабыл про будильник — вот и все. Он уже не нуждается ни в нем, ни в часах, точно указывающих время. Быть может, ему нужна девушка, которая идет сюда. Тоже нагая. Как и он. Чтобы благоговейно выстрадать свое одиночество зрячих среди слепых.

— Наконец-то я тебя встретила! — воскликнула девушка, но все еще прячущаяся улыбка так и не расцвела, так и не появилась у нее на губах. — Я тебя искала. Ты знаешь об этом? Сегодня первый раз я прыгнула с балкона на улицу. И я чувствовала себя такой одинокой среди всех этих безглазых трупов! У тебя, по крайней мере, есть глаза!

— У нас обоих есть глаза. И я уверен, что ты умеешь летать. Как и я.

— Может быть, и умею. С помощью ветра. Но я еще не пробовала. Есть еще много тайн, что скрыты от меня.

— Я все эти тайны знаю, — похвастался молодой человек. — Летим к моему дому.

— Это далеко отсюда?

— Я живу на улице Теней-Без-Людей, номер ноль. В дом входят через крышу.

— Как странно! Я живу на той же улице, только с другим названием — на улице Людей-Без-Теней.

— Тогда обними меня за шею, и полетим — нам поможет этот порыв ветра. Летим!

Два тела сплелись друг с другом, слились, как струи дождя, пахнущего потом, и воспарили над черным туманом города, в котором колыхались здания без фундаментов.

— Как хорошо жить на свете, не правда ли? — прошептала девушка, и ей показалось, что она превратилась в благоухающий лоскут шелка.

— Нет, это не так, — почти машинально отозвался ее спутник, — он ведь ни за что не поддался бы искушению поверить в личное счастье, — это было бы гнетущей его изменой Другой Великой Мечте.

И быстро — так быстро билось его сердце — прибавил:

— Людям так скучно жить, когда они ни во что не верят! («Какая пошлость», — подумал он, хотя в глубине души знал, что повторяет прописную истину.)

Девушка, чье дыхание смешивалось с ветром (теперь она казалась еще более обнаженной), в свою очередь, сказала — это было совершенно случайно, но естественно и логично:

— Необходимо найти смысл всего этого.

И оба стрелой спустились на дом номер ноль. Ей казалось, что в волосах у нее крылья. Он пытался найти отверстие в крыше, сквозь которое они спустились бы, а потом, узкими коридорами, попали бы в комнату, выкопанную в загадочном и тайном мире.

Они расположились около единственной дымовой трубы, которая дымила в квартале (в этот час кто-нибудь всегда сжигал опасные документы, боясь полиции).

Бесшумно ступая, они принялись поднимать черепицу в поисках букв неведомого алфавита, обозначающих начало лестницы, которая должна была привести их туда, в желанное жилье — в убежище в густой мгле, куда наконец они и попали и легли на пол, мягкий от устилавших его черных туч. И они лежали там, обнявшись и слившись в едином дыхании теплых уст. (Но что означал этот отдаленный гул? Он был похож на храп, и они прислушивались к нему с тревогой, как будто он возвещал им какую-то иную реальность.)

Тут юноша вспомнил свою миссию на планете.

— Надо спасать мир, — прошептал он, уверенный в том, что и во мраке светит какой-то скрытый свет.

Голос девушки зазвучал в этом колодце:

— Но как спасать мир! И от чего?

Они слились устами, чтобы не поддаваться разочарованию.

— Должен же быть какой-то способ, — продолжала она, приходя в отчаяние: она напоминала, что вместе с надеждой растет и ее скептицизм.

И она позволила, чтобы юноша трепетными руками совлек с нее невидимые покровы, прикрывавшие ее наготу, и она стала чище, она была готова принять первые животворящие слова Тайны.

Тогда нагой юноша почти шепотом спросил ее:

— Хочешь, чтобы тебя посвятили в наше Дело?

— В какое Дело?

— У него есть каббалистическое наименование для каждого из нас. И никто не должен произносить его громко.

— Это что же — религиозная секта?

Она задержала дыхание.

— В каком-то смысле — да, хотя никто из нас не верит ни в бога, ни в вечную жизнь. Да, по правде говоря, и в преходящую тоже. Ни в будущее. Потому что будущее, грядущие века — они всегда, всегда для других. Не для нас. Хочешь, чтобы тебя посвятили?

— А что я получу взамен?

— Ничего. Быть может, крохи мимолетной любви. И преследования, пытки, голод, холод, смерть, ужас, когда, пройдя испытания сном, водой и огнем, ты достигнешь последней ступени — станешь настоящим бойцом в мире слепых. Хочешь идти со мной?

— Ладно, — согласилась девушка чуть разочарованно: она предпочла бы, чтобы тело ее, отдаваясь, изошло благоуханием, струящимся без цели, или чтобы ее зацеловали…

Они поднялись, спутник девушки, посвятивший ее в тайну, обнял ее за талию, и они стали наблюдать за Улицей Качающихся Домов.

От портала фантасмагорического Храма, от площади, раскинувшейся перед их глазами, двигался кортеж фиолетовых автомобилей, на которых высились кучи глаз.

— Именно здесь палачи в галстуках лишают глаз одетых жителей города. Это для того, чтобы они не видели настоящей действительности, которая их окружает.

Она потянулась, безразличная к жизни и смерти.

— А этот проклятый мелкий дождик все идет! Лучше подождем, пока он прекратится, ладно? Нет такой тайны и такого посвящения, которые выдержали бы этот моросящий дождь.

Она зевнула.

Они зевнули.

Потом, раздосадованные, они стали нерешительно ходить взад-вперед по комнате без стен.

— Не похоже, что дождь прекратится.

Они опять потянулись. Нетерпеливо. Безразличные друг к другу.

Тогда он, чтобы успокоить ее, предложил:

— А что, если мы сыграем партию в крапо? [139] Крапо — карточная игра. Когда я один, я обычно раскладываю пасьянсы. Хочешь?

В знак согласия она махнула рукой. И ощупью, молча (а дождь упрямо забрызгивал стекла) позволила взять себя за руку и подвести к ломберному столику, а там ее партнер вытащил из ящика две колоды необычных, фосфоресцирующих карт, и эти карты осветили фантастические руки.

— УЖАСНО ЖДАТЬ! — раздался внезапно резкий голос, исходивший из землистого цвета губ и шедший от окна.