Наталья Дмитриева - Свое время

Шустрик опустился на корточки.

— Эй! — Он поймал ее взгляд. — Лучше, будь уверена.

Когда пришло время ехать за город, и девочки, хихикая, сменили вечерние платья на джинсы и свитера, Лика почувствовала облегчение. На школьном крыльце она и Лиана столкнулись с Гоголевым.

— Девчонки, поздравляю! Новая жизнь впереди! — Как всегда, от звуков его мягкого обволакивающего баритона у Лики побежали мурашки.

— Гриша, а тебя вдвойне можно поздравить, — толкнув ее, томно протянула Лиана. — Золотая медаль и все такое…

— Спасибо! — От избытка чувств Гоголев обхватил обеих и закружил по крыльцу. Будто во сне, перед Ликиными глазами промелькнул распахнутый ворот его рубашки. — Девчонки, какие же вы сегодня красивые!

Они засмеялись, а Гоголев, подмигнув, легко перемахнул через перила и зашагал к автобусу. Там, небрежно выставив бедро, позировала Женька Ващук в бордовой кожаной курточке и джинсах со стразами на задних карманах.

— Ну, ты смотри, — насмешливо произнесла Лиана. — У кого-то фонари на заднице. Прямо маяк — не проплывайте мимо.

Лика вздохнула.

— Дорогая, ну что ты? — забеспокоилась Лиана. — Все хорошо. За городом — красота… Ты, главное, не теряйся. На пляже отведешь его в сторонку, никто и не заметит. Представь, такая романтика: небо, звезды, волны плещут, да-а… Как я тебе завидую! Вот правда, лучше не придумаешь. На, держи… — Она украдкой сунула Лике мягкий сиреневый квадратик.

Лика вспыхнула.

— Зачем?

— Мало ли… вдруг пригодится? Я так хочу, чтобы у тебя все прошло, как надо! Такого дня в жизни больше никогда не будет… — Лиана с тоской оглянулась на автобус, потом в сторону, где ее ждал отец, чтобы отвезти домой. — В общем, повеселись и за меня тоже.

Не найдя слов, Лика порывисто обняла ее за шею. Она вдруг безоговорочно поверила в то, что все случится именно так, как говорила Лиана. В такой вечер по-другому просто быть не могло — ее сердце шептало, что чудо непременно свершится. Словно наяву Лика видела, как берет Гришу за руку и ведет за собой под сумрачные своды деревьев, а оттуда на пляж, подальше от шумной и пьяной толпы одноклассников, от острых взглядов учителей и родителей. Там, на пустынном берегу под ободряющий шепот волн, глядя ему в глаза, она тихо скажет: «Я люблю тебя и всегда любила». И он улыбнется ей так, как никогда и никому не улыбался, и возьмет в ладони ее лицо, и, прежде чем коснуться губами ее губ, прошепчет: «Я так давно ждал этих слов». И дальше все будет, как надо…

От этих мыслей у Лики сладко сжималось внутри.

На открытой террасе горели огоньки свечей. Густо дымил мангал, мясной сок шипел на углях, а между пластиковых столов стояли коробки с вином. Выпускники, словно броуновские частицы, пребывали в беспорядочном движении, то и дело разрывая тишину громкими взрывами смеха и криками:

— За нас, за одиннадцатый «А»!

— Одиннадцатому «Б» ура!

— Ура! Ура! Ура!

Отмахиваясь от красных возбужденных лиц, Лика нетерпеливо искала его . На нее налетел кто-то из параллельного класса и отпрянул с глупой улыбкой:

— О, какие люди! Давай чокнемся!

— Гоголева не видел? — спросила она напрямик.

— Кого? А, Гришку… Так он не поехал.

— Как не поехал? — Лика едва расслышала собственный голос.

— Ну, не поехал, не захотел… — Он наклонился совсем близко, заглядывая ей в лицо. — Да ты не расстраивайся! Еще увидитесь!

Но Лика, спрятав лицо в ладонях, вся сотрясалась от беззвучных рыданий.

— Да ладно, че ты? — гудело у нее над ухом. — Ну, не реви… Хочешь водки? Там ребята наливают. Я щас, я мигом!..

Когда Шустрик нашел ее на пляже, она уже не плакала, только вздрагивала время от времени, то ли всхлипывая, то ли икая. В молчании он опустился рядом на холодный песок и взял у нее из рук полупустой стаканчик.

Мир вокруг был раскрашен серым: серо-синее небо стекало за пепельный горизонт, волны цвета маренго с шелестом накатывали на рыхлый коричнево-серый берег. Лишь два ярких пятна выделялись отчетливо — желтый круг луны в пелене облаков и оранжевый светляк костра на другом конце пляжа, у темной размытой границы леса. Зыбкие тени танцевали вокруг огня, то сгущаясь, то пропадая, и откуда-то издалека сиплый голос тянул с надрывом, разбиваясь о воду:

— Ура-а-а… бухло-о-о-о….

— Жизнь кончена, — произнесла Лика, глядя перед собой.

— Да брось, — ответил Шустрик.

— Моя жизнь кончена, — упрямо повторила она и добавила: — Я не знаю, что теперь делать…

— Хватит водяру хлестать, вот что.

— Я так ждала… так надеялась, а он даже не приехал… Ему на меня плевать!

— И ты наплюй, — посоветовал Шустрик.

— Не могу… Я не знаю, как жить дальше. Я так его любила, а он… Я думала… хоть немножко ему нравлюсь… — Лика зажмурилась, и по ее щеке скатилась одинокая слеза. — Хоть чуть-чуть, а он… даже не приехал.

— И хорошо, что не приехал, а то бы я ему морду расквасил, — мрачно заявил Шустрик.

— П-почему? — всхлипнула Лика.

— По кочану! Не любит он тебя — ему же хуже! Долболоб твой Гоголев, вот кто!

У Лики вдруг поплыло лицо, и губы, задрожав, раскисли, как у ребенка.

— Неправда, он не такой… Он хороший… Это я дура… Я толстая… некрасивая… и ничего не умею… Мне уже почти семнадцать, а я даже ни разу не целовалась… по-настоящему… И этого не будет, никогда… Кому я нужна? — Она часто задышала и умолкла, безнадежно прикрыв глаза.

От жалости и нежности к ней у Шустрика заболело в груди. Он взял ее безвольно лежащую руку и быстро и звонко поцеловал облепленную песком ладонь.

— Ты мне нужна. И всегда будешь. А если я тебе не нужен, не бойся, переживу. Ты вообще можешь об этом забыть. Просто если надо, позовешь. Я всегда буду рядом.

Солнце выплыло из-за облака, и все вновь стало ярким и до рези отчетливым.

Шустрик примостился на краю скамейки и раскачивался взад-вперед. Лика искоса поглядывала на него, в растерянности кусая губы.

— Слушай, — спросила она наконец, — это правда, что ты вчера сказал?

— Чего сказал? — откликнулся он. Как показалось Лике, слишком уж равнодушно.

— Ну, что я… в общем… — Она сглотнула и еле выдавила: — Что я тебе нужна?

Он упрямо дернул головой:

— Я когда-нибудь тебе врал?

От нагретой скамейки струилось тепло. Толстые голуби с курлыканьем бегали по пыли, раздували блестящие переливчатые зобы.

Лика и Шустрик, не отрываясь, глядели на них, безмолвно и с надеждой чего-то друг от друга ожидая…