Кэти Остлер - Карма

То есть, если так и дальше пойдет, наш дом может ночью сгореть, а мы спокойно проспим до утра и проснемся целыми и невредимыми.

Каждую субботу после обеда мы с аммой и Бариндрой идем на почту и там втискиваемся все втроем в телефонную кабинку. Совершаем наш еженедельный звонок Парвати. Амма брюзжит. Бариндра благодарит Парвати за деньги, которые она присылает, чтобы платить аюрведическому доктору аммы.

(Он втирает ей в ногу песок и берет по десять рупий за визит!)

Я с детства привык к тому, как мутнеет стеклянная дверь от наших общих луковых испарений. Мы, скрючившись, жмемся друг к другу, как мягкие коричневые какашки в туалетной трубе.

(Отличный образ. Похоже, из меня выйдет писатель!)

Мне приходится дожидаться своей очереди поговорить

с Парвати (Жди здесь, из кабинки не выходи! – велит мне амма)

в желтом, пропахшем карри чаду. Он сгущается с каждым

выдохом, с каждым вопросом:

– Сколько у вас там в Джодхпуре градусов, а, Парвати? Да? У нас столько же.

– Сколько просят за рис? А за курицу? А за бананы? Ай-яй-яй! Ты платишь слишком дорого! Надо торговаться, как Сандип, пока не назовут нормальную цену!

– Ты купила себе новое сари или опять все деньги отдала неблагодарным беднякам?

– А ты слышала, что твоя двоюродная сестра Сунита весной замуж выходит? А она, между прочим, тебя на пять лет младше!

Но в прошлую субботу беседа так и не успела войти в наезженную колею – Парвати сразу заговорила про Майю, отказала матери в удовольствии обсудить накопившиеся за неделю сплетни.

– Гони упрямую девчонку в шею! На улице она живо заговорит.

– Но, амма, она не из Индии. Она здесь погибнет. Нет, мы обязаны попытаться ей помочь. Дай трубку пите.

Амма распахнула дверь кабинки, выпустив наружу облако едкого сердитого пара. (Как джинна из бутылки?) Стоя посреди почтового отделения, она в голос причитала сквозь слезы. Амма понимала: когда Бариндра узнает, в каком состоянии девочка, он обязательно вызовется помочь.

Мина, будь добра, потише, а то я не слышу, что говорит Парвати! – прокричал он ей через стекло.

Амма взяла себя в руки и пошла домой. Дома она встретила нас вопросом: И кому только могло прийти в голову назвать ребенка Майей?

И сразу после этого ее вырвало.

Парвати назвала меня Сандипом.

(Ей пришлось дать мне имя, потому что после пыльной бури я совсем ничего не помнил.)

Ей было всего шестнадцать, когда она решила проверить, не осталось ли кого-нибудь под остывающими тушами коз. Сначала она вообще подумала, что это только козьи шкуры.

Она услышала плач. Или блеяние. Козленок? Но тут заметила детскую ногу – в месте, где детской ноге взяться вроде бы неоткуда.

Сколько времени? День или дольше проспал я под защитой павшей козы? Неизвестно. В живых не осталось никого, кто мог это знать.

Я помню только, как кто-то вытаскивает меня из влажной мягкой тьмы, прижимает к бьющемуся сердцу. Чье-то дыхание сдувает песчинки с моих заскорузлых век. Мне улыбается богиня. Улыбка ее лучится любовью.

(Черт. Ну что это за сентиментальные сопли!)

Годы спустя Парвати призналась, что в момент, когда мы с ней впервые встретились взглядами, она поняла, чему посвятит свою жизнь.

Нет большей радости, Сандип, чем когда знаешь, что ты спас человеческую жизнь.

Когда я дохожу до этого места, некоторые девчонки позволяют моим рукам залезть дальше обычного.

Домой меня принес Бариндра. Мина, у меня есть сын! – прокричал он с порога. Амма залилась слезами. Парвати говорит, она в буквальном смысле рвала на себе волосы.

Виноватой у нее выходила сваха (тогда уже покойная).

Эта ведьма слишком поздно стала искать мне мужа, и поэтому не нашла ничего лучше тебя! И вот ты теперь притаскиваешь в дом сироту!

До Парвати доходили разговоры, что амма должна бы радоваться, что вообще вышла замуж. Как старшую дочь в семье, ее должны были выдать первой, но двум младшим сестрам больше повезло с расторопными свахами. В конце концов амму просватали за брата мужа средней сестры. Он был на десять лет ее младше, поэтому приданое пришлось увеличить вдвое. (Эти деньги позволили Бариндре завершить образование и стать учителем.)

Вопреки разнице в происхождении, возрасте, темпераменте (и тому, что одна нога у аммы была короче другой) брак получился удачным. Бариндра был не против, чтобы жена держала его на коротком поводке. Скоро у них родился ребенок – прекрасная дочка, которую назвали Парвати.

Но когда появился я (пыльный маленький козопас), амма решила во что бы то ни стало родить своего сына. Дом несколько месяцев ходил ходуном от неустанных попыток зачать новую жизнь. (Бариндра был только рад, что в Мине снова проснулась страсть.) Однако практического результата шумные любовные утехи не принесли. Амма объявила, что из детородного возраста она вышла, и нехотя взяла на себя заботу обо мне.

Парвати всегда говорила, что я был ребенком, который принес в семью счастье и согласие. Но ведь все дети их приносят, да, Сандип?

Парвати позвонила вчера вечером.

– Когда увидишь Майю, просто будь собой, – говорит она.

– Что ты имеешь в виду?

– Веди себя естественно.

– А когда я себя веду неестественно?

– Ну, слишком не хлопочи. Не обращайся с ней как с больной или ненормальной. Постарайся оставаться самим собой.

Парвати – единственная, кто считает, что мне хорошо и правильно оставаться собой.

Амме кажется, что я даже слишком остаюсь собой и что это мой большой недостаток. Она бы рада заслать меня обратно в пустыню, чтобы я был собой там, в местах своего низкого рождения.

Пусть возвращается к корням, – убеждает она Бариндру. – Пусть живет там, где ему было назначено судьбой.

Но Бариндра думает по-другому.

Не надо быть собой, – твердит он мне. – Будь лучше! Превзойди назначенное тебе от рождения! Перед тобой открыты все пути. Проложи свою собственную дорогу, но только не на песке, Сандип! А такую, чтобы была неподвластна ветрам. Для этого нужно получить образование.

Вера в меня Бариндры даже беспочвеннее, чем представления, живущие в голове аммы. Он, похоже, не считает мое кочевническое происхождение препятствием на пути к успеху.

Ганди преобразил страну, чтобы мальчишке вроде тебя были открыты любые высоты!

Амма смотрит на вещи практичнее.

Аттестат об окончании средней школы – это уже замечательное достижение. (А выше тебе пробиться никто и не даст. Ей даже не приходится произносить этого вслух.)