Кэти Остлер - Карма

ай-яй ай-яй чай горячий чай горячий

Не такой уж и горячий! – кричу я. (Отчего голос у меня срывается, как у двенадцатилетнего?) – Убирайся! Пошел отсюда!

Мальчишка пребольно бьет меня ногой по голени и пускается наутек. Дьявол! Я не могу ступить на больную ногу. По ней как будто съездили молотком.

Я скачу на здоровой ноге, пытаясь стряхнуть боль.

Майя, нам пора, – говорю я.

Она уже двинулась наружу с рюкзаком в руке.

(И зачем Парвати прислала за мной этого придурка?)

Что? Она правда это сказала? Отлично, вот теперь мне отказывает и слух.

Вести Майю через вокзал – все равно что направлять движение дыма. Сюда. Налево. Здесь. Нет. Не здесь. Подальше. Да. Иди за мной. Далеко не отставай.

Не касайся ее, – велела мне амма. Она-то имела в виду СЕКС, но сам я сто раз подумаю, прежде чем коснуться ее руки, чтобы показать путь на переполненной людьми платформе. Если я дотронусь до нее, она убежит? Или растает в воздухе?

Люди расступаются, пропуская Майю. Мне слышно, как они шепчутся.

– Кто это? Не кто, а не пойми что. Кто-то посмеивается.

Она высокая, как мужчина. Неровно постриженные волосы торчат в разные стороны. Тонкая фигура запросто может сойти за мальчишескую, но лицо бесспорно женское.

– Это он или она?

Майя и бровью не ведет. Они для нее пустое место.

– Это же кхоти. Смазливый мальчик!

– Нет! Откуда таким взяться в Джайсалмере?

Этого-то и опасалась амма: слухов и домыслов.

Ехать она отказывается. Как ни заманивают ее, размахивая руками, голосистые рикши, она решительно проходит мимо длинного ряда повозок.

Почему не хочешь доехать?

Она закидывает за плечо рюкзак и прибавляет шагу.

Идти далеко, – говорю я. – По-настоящему далеко. И солнце всё выше. Мы в лужу пота превратимся, пока дойдем.

Она сворачивает на проспект.

Да, отлично, дорога правильная. Но откуда ты знаешь, в какую сторону по ней идти?

Вопрос звучит глупо. Далеко впереди возвышается Золотая крепость. Куда еще можно идти в Джайсалмере?

Тогда хотя бы голову чем-нибудь накрой, – кричу я ей вдогонку.

Она останавливается. Достает из рюкзака оранжевое сари. Накидывает на голову, прикрывает шею и плечи. Но не оставляет его концы свободно свисать, а связывает большим узлом на животе. Это НЕПРАВИЛЬНО. Это будет привлекать совершенно нам не нужное внимание.

Слушай, Майя, может, наденешь сари как положено? Я пока рюкзак могу подержать.

Но она бьет меня по протянутой руке и прижимает рюкзак к груди. Глаза у нее сейчас маленькие, как черные горошинки.

Хорошо. Сдаюсь. Можешь оставить себе свой драный мешок. Я тут пытаюсь тебе помочь, но ты явно не хочешь, чтобы я тебе помогал. Ну и ладно. Не буду. Договорились?

Она не отвечает. (И с чего бы ей отвечать?) Вместо этого сердито смотрит мимо меня куда-то вперед. Как будто знает, куда надо идти.

А я – как будто козявка у нее под ногами.

Мне было шесть лет, когда я впервые увидел величественную золотистую крепость. Подавшись вперед на спине верблюда, я протянул руки к ее громадным стенам и закричал что было сил. Город как будто засасывал меня в свои ворота.

Улицы за воротами гудели, как улей. Никогда раньше я не видел столько людей. Повернувшись к Бариндре, я спросил: А где козы?

Все в городе знают эту историю. Как мальчик-кочевник в домотканой рубахе единственный выжил в песчаной буре. Как он учился читать и писать, как по всем предметам становился первым учеником. Как благодарен он за свое спасение и поэтому мил со всеми без исключения соседями.

История трогательная и даже поучительная. Если не считать моментов, когда ее герой делает вещи, не подобающие его героическому образу.

Мы с Майей лабиринтом узких улочек углубляемся в старый город. Черты ее лица смягчились. Она еще, конечно, не улыбается, но под кожей у нее происходит какое-то шевеление, похожее на то, как пробивает себе путь подземная река.

Невидимые подземные потоки всегда владели моим воображением. Я представлял себе, как они там внизу текут в тишине. Находят расселины. Выходят на поверхность. Рождаются на свет. Освобождаются наконец из объятий тьмы.

Чувствует ли Майя что-то похожее на то, что пережил я, когда явился сюда из пустыни?

(Чертов дневник! Из-за него я превращаюсь в восторженного романтика. Лицо Майи выглядит по-новому из-за бликов от желтого камня стен. Всего-то навсего.)

Мы уже почти дома, когда кто-то вдруг бьет меня сзади по голове. Хари. Я разворачиваюсь, хватаю его за костлявое плечо и прижимаю к стене.

Мне сейчас некогда. И так из-за тебя сегодня уже один раз опоздал.

Тут я вижу у него свежий фингал. Это я утром поставил.

Да успокойся ты, – сказал я Хари, когда он в конце концов настиг меня у особняка Салим Сингха. – Твоя сестра все еще девственница! И заверил свои слова, засветив ему в глаз.

Хари через мое плечо смотрит на Майю. Что это за оранжевая кукла? А-а, понял, Сандип. Родители подогнали тебе настоящую шлюху. И теперь ты отвяжешься от моей сестры!

Я подталкиваю Майю в дверь нашего дома. С Хари я потом разберусь.

Я и слова не успел сказать, как амма отвесила мне такую тяжелую оплеуху, что я во второй раз за утро вскрикнул от боли.

Целых полтора часа! Чем вы там занимались? Ты только на нее посмотри! Я же велела тебе, Сандип, не прикасаться к девчонке!

Стиснув зубы, я едва сдерживаю злость. Рот словно забит подсолнечным жмыхом. Хочется выплюнуть его прямо здесь на пол. В душе я проклинаю Майю за то, что вляпался из-за нее черт знает во что, за горящую от удара щеку. Но тут она поднимает голову и смотрит на меня. Взгляд ее больше не пуст, не такой, каким был на вокзале. Исчезло и упрямство, из-за которого мы всю дорогу прошли пешком. Маска спала у нее с лица. И оказалось, что подлинное его выражение – страх.

Прости меня, амма. Майя испугалась брать рикшу. И нам пришлось идти по жаре. Поэтому мы и пришли такие потные и растрепанные.

Испугалась рикши? Да где ж это видано?

А потом Майя всех нас удивила. Она упала на колени и поцеловала амме подол. Дотронулась до ее туфли.

Дадима говорит, что незамужней женщине зазорно находиться под одной крышей с неженатым мужчиной (со мной). У нас в доме посторонняя женщина. Вот увидите, к вечеру все соседи будут цокать языками.

Не стоит выдавать Майю за парня, решила амма. Мы объясняем, что это родственница, которая приехала издалека.

Откуда? Откуда приехала? – не унимаются соседи.