Кэти Остлер - Карма

Гори Сукхмани

В пустыне мне казалось, что я хочу умереть. Но жизнь слишком сильна. И так просто от себя не отпускает.

Ик Онкар

А еще я узнала, что жизнь каждого из нас принадлежит не только ему одному. Все и всё связано воедино. Как в сетке, сплетенной из тонкой нити.

Нам джапат агинт анайкай Кинай рам Нам Ик Акхир

Я, наверно, теперь ничего уже не знаю о Боге, бапу. Но зато кое-что знаю о людях. Что от незнакомцев можно ждать добра. И жестокости тоже.

Джис Най Нам Томарров Кхаха

И знаю о силе земли. О восходах, которые всегда чудо, хотя и случаются каждый день. О птицах. О диких животных в песках пустыни. На нас на всех льется один солнечный свет. Мы все дышим одним и тем же воздухом. По-твоему, это все слишком примитивно?

Агья Кари Кини Майя

Там в поезде был один человек, бапу. Его сожгли живьем. Он кричал очень долго, я не представляла, что можно так долго кричать. То, как он страдал, научило меня, что не так-то просто отобрать у жизни волю!

Рам Нам Джап Хирдай Махайн

Ты вообще меня слышишь?

Бог не позволит убийцам уйти безнаказанно, Джива.

Он уже позволил.

Еще посмотрим. Сат Шри Акал. Победа в Божиих руках.

Он проводит пальцем по шраму на щеке. Рука у него дрожит. Новый характерный нервный жест.

Это сделал подросток с ножом, Джива. Тогда много таких злобных парней набежало. Он размахивал ножом. Пугал меня. Придавил грудь ногой и тыкал ножом в лицо. Я спросил: Куда делось твое милосердие? Твоя человечность? Он отвечал, что мстит мне за то, что натворили мои сородичи. Я попросил кончать скорее. Хватило бы одного удара в сердце. Но он был трусом. Мальчишкой, испугавшимся собственной храбрости. Он переоценил свои силы.

Давай, парень, – говорил я, – заканчивай начатое. Пока ты тут со мной время тратишь и друзей своих дожидаешься, много сикхов успеет спастись. Или тебе того и надо? Ждешь дружков, чтобы они увидели, какой ты смелый? Как запросто убьешь невинного человека? Ты думаешь, кучей вы сильнее? Может быть. Но и трусливее тоже.

Парень смешался. У него забегали глаза. Когда я попытался освободиться, столкнуть с себя его ногу, он совсем перепугался. Стал громче и громче сзывать друзей. Как будто это у меня, а не у него был нож.

Кого ты испугался? – подзуживал я его. – Бритого сикха? Безоружного? Да ты настоящий трус.

Тут он и ударил. Но не попал, только щеку задел. А как только увидел кровь, побежал, бросив нож. Этот самый нож, Джива. Так у меня появился шрам. И новый кирпан. Не ритуальный, а настоящий нож. Если какой-то индусский парень чувствовал себя с ним сильнее, значит, он и мне придаст сил. А шрам – ничего страшного. Он показывает, кто я теперь такой. Человек-дичь. Пусть побережется тот, кто оставил свою раненую жертву в живых.

Не пугай меня, бапу. Убери нож.

Итак, Джива, мальчик.

Его голос звучит холоднее. Он не говорит, а отсекает слова остро отточенным лезвием.

Что мы с тобой об этом мальчике знаем?

Что ему отвечать? Много ли значит для него единство наших сердец? Посмею ли я рассказать правду?

Я рассказываю, как мы с ним встретились. Про Парвати. Про мою немоту. Женщин в переулке. Бариндру. Мумаль. Про золотую пустыню, где мата разбудила меня. Про брата и сестру Сандипа. Про его боль и чувство вины.

А потом набираю побольше воздуха и объясняю, что все это значит.

Я узнала, что такое любовь.

Он говорит мне на это: Ты не имеешь права любить кого тебе заблагорассудится.

Почему? Ты же любил.

Джива, я не допущу, чтобы ты влюбилась в кочевника-пастуха, воспитанного индусами!

А я не допущу, чтобы кто-то приказывал мне, как жить!

Ты моя дочь! И обязана меня слушаться!

И не подумаю! Я доказала, что я не только дочь, что я что-то собой представляю в этом мире. А ты что доказал? Ты бросил меня одну!

Он встает и подходит к двери. Распахивает ее и с шумом закрывает, сам при этом остается в комнате.

Но теперь ты со мной.

У этого мальчика

есть чутье

и наверно он смел

но и безрассуден при этом

вошел в храм с непокрытой головой

объявил во всеуслышание

что он индус и хочет искупить вину

он так гладко

и свободно изъяснялся на хиндустани

самонадеянный

наивный

устроил настоящую сцену

кричал

умолял

звал

Амара Сингха!

снова и снова

а потом выкрикивал имена

Джива!

Лила!

рассказывал подробности

нашей жизни

в Эльсиноре!

про Хелен!

Нила Армстронга!

и наконец

я люблю девушку по имени Майя!

Мальчишка глуп. Его чуть не убили. Я остановил мужчин, которые колошматили его. Но не потому что сочувствовал ему. Ты его больше никогда не увидишь, Джива.

Сообщить то, чего не хотел бы услышать ни один отец. Пересказать наш с Сандипом спор.

(Неужели это было только вчера?)

Я ничья не собственность. Я не отцовская гордость. И не его позор.

Я понимаю, что правильнее было бы сдержаться, но я устала от молчания. Устала от лжи. Устала скрывать, что у меня на душе.

Я не выбирала ничего из того, что складывается в мою жизнь, бапу. Ни эмиграции в Канаду. Ни самоубийства маты. Ни расстрела Индиры Ганди. Ни этой ужасной резни. Даже когда я перестала говорить, это не был мой выбор. За всю жизнь я выбрала только Сандипа. Выбрала полюбить его. И никогда за этот свой выбор не буду испытывать ни вины, ни стыда.

Я смотрю на бапу. У него трясутся руки. Он нащупывает шрам на лице. Может, Сандип был прав? Может, и это уже слишком для моего отца? Вдруг для него и правда не осталось в жизни ничего доброго и чистого?

Я не стыжусь своих чувств, бапу. И хочу, чтобы ты знал: глупый мальчишка, который рисковал жизнью, чтобы тебя найти, до меня пальцем не дотронулся. Отказался от того, что я была готова ему дать!

Я чуть не плачу, но кое-как сдерживаю слезы. Разреветься сейчас значило бы проявить слабость. Бывают случаи, когда можно и поплакать, но это не такой. Трагедии не произошло. Никто не умер. Я всего-то рассказала про себя.

Встреча с отцом стала для меня большим облегчением, но радости принесла мало. Мы рассказываем друг другу наши невеселые приключения. Воскрешаем пережитые страхи. Преобладающие в нас чувства – злость и боль. О чем ни заговорим, начинаем спорить.