Владимир Сорокин - Норма. Тридцатая любовь Марины. Голубое сало. День опричника. Сахарный Кремль

— Du calme, mon ami. — Сталин выпустил дым в раскрытый чемоданчик. — Время работает на нас.

— Они не дадут нам выехать! Обложат, как медведей в Архангельском… Берия уже снюхался с Жуковым. У них вся советская армия плюс Лубянка! Этот petit con Жуков… Проблядь полковая! И эту гниду я спасал в 37-м от Ежова! Они готовы на все, как ты не понимаешь?!

— Прошу тебя, возьми себя в руки… — Сталин любовался поголубевшим сигарным дымом, клубящимся в раскрытом чемоданчике.

— Почему ты не придумал ничего?! Почему не связался со мной из театра?! Надо было арестовать их всех в театре, всех, всех сразу! Мои ниндзя и черкесы сделали бы это за три минуты!

— В этом не было необходимости.

— У них сейчас, пока ты здесь, вся армия! Ты не понимаешь этого?! Вся армия, вся Россия, все МГБ в руках Берии и Жукова!

— А у нас в руках вся вселенная, — повернулся к нему Сталин. — Вся вселенная поместится в этом чемоданчике.

— Ты не успеешь им воспользоваться!

— Успокойся, они ничего не знали и не знают. Я ведаю, что говорю.

— Schweine… verdammte… Schweine!!! — закричал Хрущев сильным голосом.

Сталин подошел к нему, обнял:

— Mon ami, умоляю тебя. Все будет хорошо.

— Не верю… не могу поверить, что эта гнида Берия…

— Все будет хорошо. — Сталин посмотрел в налившиеся кровью глаза графа. — Это говорит тебе Сталин. Ты веришь Сталину?

Хрущев ответил угрюмым и недоверчивым взглядом.

— Ты веришь Сталину? — снова спросил вождь.

— Верю… — нехотя пробормотал Хрущев, отводя глаза.

Сталин взял его за острый подбородок, повернул лицо к себе:

— Ты веришь мне?

Хрущев долго смотрел в немигающие глаза цвета крепко заваренного индийского чая, затем обмяк, взял руку Сталина и поцеловал:

— Верю, Иосиф.

— Bon. Тогда собирайся.

Сталин подошел к телефону, снял трубку:

— Кремль. Квартиру Сталина.

К телефону подошел Сисул:

— Алэ?

— Сисул, где наши?

— Зыдыраствуете, хозяин. Дэти в школа, Надэжда спит дома.

— Пошли за детьми срочно.

— Здэлать, хозяин.

— Надю разбуди, скажи ей: «Баран».

— Как — баран, хозяин? Какой баран?

— Просто — баран. Она знает какой. И пусть к двенадцати все будут готовы.

— Здэлать, хозяин.

Сталин положил трубку, подошел к своей лежащей на кровати одежде, скинул халат и стал быстро одеваться.

— Какой изумительный цвет… — Хрущев склонился над чемоданчиком. — Цвет четвертого начала термодинамики…

— Ты не романтик. Это цвет другого .

— Для меня другое — это новое.

— Новое — это новое. А другое , mon cher, это — другое .

Сталин застегнул сорочку, сел, стал натягивать длинные черно-красные носки.

— 16 лет… — Хрущев подошел к погасшему камину, зябко обнял себя за плечи.

— Шла эта посылка?

— Да. Почта времени, наверно, самая долгая. И самая дорогая…

— Помнишь, как мы с тобой читали их кожаную книгу?

— У тебя на «ближней»? В бане? В ванной комнате?

— Ты предлагал накрыться одеялом и читать при свете фонарика. Великий конспиратор!

— Я тогда задушил охранника…

— Который вошел не вовремя? — Сталин встал, натягивая узкие брюки.

— Как сейчас помню его молодой кадык… — Хрущев устало провел рукой по лицу. — Знаешь… скажу тебе честно. Я никогда не верил, что это все — правда. Я думал, это какая-то громадная фальшивка… ловушка. Но логики ее не мог понять. И кому это выгодно — тоже не понимал. Немцам? Американцам? Японцам?

— А я верил с самого начала. Как только увидел этого рогатого мальчика. — Сталин надел жилет, подошел к туалетному столику с овальным зеркалом, взял свое ожерелье с изумрудом и стал надевать себе на шею.

— Позволь, ангел мой… — Хрущев подошел к нему, застегнул ожерелье и аккуратно расправил вокруг воротника сорочки.

Лица двух друзей отразились в сорока двух гранях изумруда.

— Tu ne peut pas t'imaginer combien tu m'es cher, mon ami, — проговорил Сталин, глядя в зеркало.

— Un ermite comme moi aime à entendre de telles choses. — Хрущев медленно поцеловал белое шелковое плечо вождя.

За время пребывания у власти Сталин только дважды пользовался своим секретным аэродромом: 22 июня 1941 года, когда вылетал в Пекин для заключения военного альянса против Германии, и 6 января 1946 года, сразу после совместного советско-германского атомного удара по Англии. В то морозное январское утро Сталин пролетел над испепеленным Лондоном, чтобы лично убедиться в наступлении атомной эры, так как до последнего не верил в мощь нового оружия.

В подземном аэродроме Раменки, расположенном неподалеку от Воробьевых гор, в любое время суток стояли наготове два самолета вождя — основной и запасной. Охрана, технические службы аэродрома и экипаж подчинялись лично Сталину.

В 13.20 на унылом пустыре в районе Мичуринского проспекта земля с полусгнившими бараками и хилыми деревцами разошлась, четырехмоторный Ил-18 вылетел из громадного бетонного зева и взял курс на запад, следуя секретному плану «Баран».

В самолете помимо экипажа, Сталина и Хрущева находились: Надежда Аллилуева, Веста, Василий и Яков Сталины, Сисул, Аджуба и четверо ниндзя из охраны Хрущева.

Главный салон, обтянутый кремовой лайкой и отделанный карельской березой, был просторным и уютным. Солнце ярко светило слева в иллюминаторы, дробилось в хрустальных графинах с напитками, сияло на шарах и позолоченных лунках бильярда, в украшениях женщин, радужно-торжественно сверкало в гранатово-бриллиантовом аграфе, украшающем темно-синий бархатный берет Хрущева, и в рубиновом набалдашнике платиновой трости Сталина.

Под монотонное гудение моторов Василий и Яков быстро задремали. Хрущев пил виски «Chivas Regal», поглядывая в иллюминатор. Сталин курил неизменную «Гавану». Надежда читала журнал «Новый мир». Веста вязала шерстяную «трубу» для левретки, спящей у нее на коленях.

— Пределы… пределы… — пробормотал граф, откидываясь на спинку кресла и трогая пальцем лед в стакане с виски. — Слишком большая страна у нас, Иосиф.

— Это достоинство, а не недостаток. — Сталин пускал дым в полукруглый потолок.

— Вот уж не знаю… — вздохнул граф. — «От мысли до мысли тыщу верст скакать». Вяземский был прав.

— В его времена не было авиации. И атомного оружия. — Сталин нажал кнопку в подлокотнике кресла.

Бесшумно вошел Сисул. Сталин показал ему тростью на графин с абрикосовым ликером, и узкая рюмка с густой яркой жидкостью оказалась в левой руке вождя.

— Переизбыток пространства порождает проблемы, — зевнул Хрущев.

— Проблемы порождаются не пространством, а людьми. Ими же и разрешаются, — отпил из рюмки Сталин.

— И это разрешение затягивается на десятилетия.

— При слабой власти, mon cher.

— Странно… — вздохнула Надежда, прерывая чтение.

— Что, радость моя? — спросил Сталин.