Чак Паланик - Ссудный день [litres]

После нажатия кнопки «Отправить» выскочило всплывающее окно: «Для приема заявки от соискательницы требуется согласие на генетическое тестирование для подтверждения расовой принадлежности и общего здоровья».

Шаста поставила галочку напротив «Согласна».

В каждой комнате, от больших до самых маленьких, непременно стоял на серебряном подносе хрустальный графин – с самогоном, великолепнейшим самогоном. Джамал налил себе стаканчик, чтобы с удовольствием потягивать, обходя новые владения. Он изучал огромные масляные полотна, которые могли занимать всю стену почти до потолка. Запечатленные на них люди, все в медалях, с нехилыми такими саблями, были в свое время главными игроками. Они признали бы его право забрать поместье у их измельчавших, слабохарактерных потомков.

Воины с портретов проливали кровь врагов, чтобы поселиться здесь, чтобы возвести эти стены, сочетаться браком с женщинами, которые украсили тут все рюшечками.

Арабелла с семейством ушла ночевать в маленький домик на отшибе поместья, а большой хозяйский дом остался в полном распоряжении Джамала.

Только никакой дом не является источником власти.

Прихватив свой экземпляр книги Толботта и стаканчик, Джамал устроился в самом большом кресле у самого большого камина. Чтение Толботта позволяло ему войти в структуру разума. Почувствовать, как по канве мыслей Толботта формируются собственные мысли. Вот в чем власть – в том, чтобы жить в головах других людей. Реорганизовывать их разум по своему образцу.

Джамал и забыл уже, когда в последний раз просидел всю ночь в тишине, впитывая чужие слова. Но этой ночью он читал именно так. Старинные часы, стоящие в коридорах и на каминных полках, тикали допотопными бомбами замедленного действия.

Как сказано у Толботта:

Растя ли детей или проповедуя идеи, человек делает одно: постоянно распространяет себя, как семя.

Вот посмотреть на сегодняшних белых – из них ушло нечто жизненно важное. Как эти люди, потомки викингов, в чьих жилах течет древняя скандинавская кровь, чьи предки ходили под парусами по Рейну, Волге, Днепру и Дунаю, грабя и сжигая все подряд и заселяя бо́льшую часть континента светловолосым голубоглазым потомством, – как они могли взять и исчезнуть без следа? Видимо, большинство белых мужчин считали достаточным жизненным достижением тот факт, что они не черные и не квиры. Прекрасное обоснование необходимости разделить государства. Это стимул к развитию для всех. Чтобы чувствовать превосходство над другими, каждому придется поработать.

Никто из мужчин на этих портретах – с бородами, холеными бакенбардами и золотыми позументами – не родился великим. Каждый шел ва-банк ради шанса на лучшую жизнь, и каждый в итоге ликовал, стоя над сотнями и тысячами поверженных врагов. Теперь же победители и побежденные давно мертвы и на том свете чествуют друг друга за подвиги.

Именно тогда он в первый раз и услышал. Той поздней ночью. Один в доме.

Джамал не хотел допускать мысль, что его преследуют призраки, но разум его уцепился именно за эту идею. Если подумать, сколько он уничтожил целей, пересчитанных и похороненных, совсем не удивительно, что первым делом в нем заговорили страх и нечистая совесть.

Только вот звук был никак не из тех, что обычно связывают с чертовщиной. Джамал поставил пустой стакан на стол. Свой стакан на свой стол в своем доме, из которого его не выгонишь никакими полуночными шорохами. И уж особенно такими.

Где-то далеко шумела вода, и что-то шуршало по старым трубам.

Сомнений быть не могло: под самой крышей кто-то сливает бачок унитаза.

Лакомая сидела в кабинке туалета, дыша всякими запахами и слушая журчание и шум сливающейся воды за стенкой. Туалет был общий, без разделения по половому признаку. В дверь тихо постучали, и голос еле слышно спросил:

– Сьюзан?

Наклонившись вперед, она прошептала:

– Джентри?

Открыв задвижку, она распахнула дверь. Мокрое платье по-прежнему липло к ее телу. Она сидела на унитазе полностью одетая.

Стоящий в проеме худосочный белый парень потребовал:

– Не называй меня так.

До эмиграции имя его было другим. Воровато глянув по сторонам, он шагнул в кабинку и запер за собой дверь. И тут же его руки обхватили Лакомую, жадный рот приник к ее губам. Пальцы уже вцепились в мокрую юбку, торопясь ее задрать.

Губы скользили по ее шее. Твердый член упирался ей в бедро сквозь ткань брюк.

У Лакомой перед глазами был черный амбал, который сейчас дожидался за столиком. Оставалось лишь надеяться, что этот горячий качок не дерет ее мужа в тощую белую задницу. Она пыталась об этом не думать. Напоминала себе, что мужчине быть геем куда тяжелее. Это девочкам можно вести себя скромненько и только глазки строить. А парням положено долбиться не переставая, сверху или снизу – все равно. Но не спросить она не могла.

– Брайан?

Брайан, так его звали прежде.

– Брайан, скажи, этот хрен тебя трахал?

Джентри не отрывал лица от ее груди, попутно стягивая платье с плеч. Он пробормотал что-то неразборчивое и помахал растопыренной пятерней. На пальце блестело золотое кольцо. Обручальное. И не то, которое она надела ему в день свадьбы.

Забыв об осторожности, Лакомая выпалила:

– Вы что, поженились?!

Конечно, если подумать, брак – это лучший способ уклониться от секса. Ничто не убивает кайф быстрее. Но это же не повод спутываться с первым встречным бугаем! Или тут все как в мужской тюрьме устроено – либо тебя имеет один хозяин, либо ты идешь по рукам?

Джентри вынырнул из ее грудей схватить воздуха и, задыхаясь, пролепетал:

– Ни то, ни то.

– Чего «ни то, ни то»?!

Джентри объяснил, что никто его не трахает, а поженились они на бумаге.

Лакомая замерла в растерянности, не зная, как это понимать, а Джентри уже упал на колени и лез ей под платье не сверху, а снизу. То, что теперь выглядело как большое беременное пузо, было дурацкой белой башкой Джентри, которая растягивала ей юбку на животе. Горячо дыша между ног, он что-то пробурчал.

– А? – переспросила Лакомая.

Ей нужны были ответы, однако времени оставалось совсем мало, и она не хотела, чтобы он прекращал.

В дверь постучали. Язык Джентри замер у нее в паху.

– Лакомая? – позвали снаружи.

Рыжая пришла. Как там ее, Джинджер Престиж. Занервничала все-таки.

– Все нормально? – Наклонившись к самой двери, рыжая прошептала: – У тебя там, часом, не заворот кишок?

Джентри беззвучно заржал, фыркая в вагину. Сейчас нафырчит туда воздуха, а потом будут звуки пердежа, когда не ждешь. Джентри она постучала костяшками по голове и всю ярость обрушила на рыжую.

– Ну ты расистка!