Чак Паланик - Ссудный день [litres]

Хавьер протянул Шасте ее зажигалку и настойчиво предложил:

– Поехали со мной. Пусть эти чокнутые гринго уничтожают сами себя.

Предложение было заманчивое, и Шаста определенно почувствовала искушение. Ее родители уже депортировались на Юкатан. К тому же Хавьер был ну прямо альфа-мачо, и белые джинсы в облипочку у него замызгались ровно настолько, чтобы их хозяин не тянул на гея. Брат Хавьера наверняка уже отчалил к собратьям по ориентации. Неудивительно, что парень ищет себе компанию. Одиноко ему теперь.

Шаста взяла зажигалку и сунула обратно в сдобное месиво.

– Мне полагается раздавать встречным булочки – такой обычай, часть истории с венками и свечками.

Она тянула время. Ей не хотелось разбивать ему сердце, но она должна была отыскать Уолтера. Чтобы смягчить отказ, она раскрыла перед ним сумку.

– Возьми вот шоколадный эклер, он вроде меньше всего помялся.

Хавьер все понял. Он взял мятый эклер, ощетинившийся волосами и пухом с подкладки, инкрустированный выпавшими из пачки ментоловыми пастилками. Вздохнул.

– Спасибо.

Вид у него был несчастный и по-прежнему очень, очень привлекательный.

– Спасибо, что зажег мою свечку, – виновато промолвила Шаста, медленно повернулась и, шажок за шажком, заставила себя пойти прочь, неся над головой огненный нимб.

Национальный позор, печать бесчестья. Других слов у Чарли не было. Блэктопия только что объявила об успешном запуске летающей пирамиды, созданной на основе древних антигравитационных технологий. Технологии эти долго пролежали забытыми, скрываемыми в интересах евроцентризма. Белые отрицали их существование, а спустя много веков черные доказали, что египетские пирамиды на самом деле являлись летательными аппаратами.

Пока белые договаривались со Стэнли Кубриком, как бы поубедительнее инсценировать высадку на Луну, снимая пустыню в штате Нью-Мексико, черные располагали проверенным методом перемещения в космосе и десять веков хранили его в тайне.

Ну что ж, теперь секрет раскрыт. Сгорбившись перед телевизором, Чарли во все глаза смотрел новости из Блэктопии. В репортаже демонстрировалась четкая видеозапись колоссальных пирамид, парящих в воздухе над военным полигоном. Пирамид размером с ту самую, которая Хеопса. Невероятные каменные корабли поднимались в голубое небо. Один такой черные уже с успехом посадили на Луну, рядом с точкой, которую в шестидесятые годы застолбило за собой НАСА. В ближайшие дни черные астронавты пойдут гулять по округе и не обнаружат никакого американского флага там, где ему положено быть. Никаких мячиков для гольфа, никаких следов от лунохода.

Государство Арийское стояло на пороге жестокого унижения.

Чтобы не думать о неизбежном, Чарли погрузился в книгу Толботта. И продолжал читать ее, даже когда в тронный зал привели очередную группу тщательно отобранных соискательниц.

Телевизор по-прежнему действовал на нервы картинами огромных пирамид над процветающими землями и прекрасными, гордыми лицами черного народа. В ярких национальных одеждах, с прямыми спинами и расправленными плечами все они – и мужчины, и женщины, и дети – несли себя с аристократическим достоинством.

Как объяснялось у Толботта, самые умные, самые целеустремленные чернокожие примерно в XVII веке ушли в забастовку. На протяжении многих поколений идея Ссудного дня жила в них, как семя. А в ожидании они упражняли свою свирепость друг на друге. Они знали, что власти сквозь пальцы смотрят на убийства черными черных. По Толботту, белые готовились к Ссудному дню, иногда расстреливая коллег или открывая пальбу в школах. Геи уничтожали друг друга посредством ВИЧ-инфекции, а также усердно качали мышцы в спортзалах, чтобы наповал убивать красотой. Каждая группа прокачивала собственные навыки хладнокровного уничтожения, готовясь однажды взять власть в свои руки.

Если уж они научились не поморщившись убивать братьев и сестер, то и вышестоящих своих – в политике, в массмедиа, в академических кругах – пустят в расход без колебаний. В назначенный срок они перестанут уничтожать друг друга и обратят свою ярость вовне. Внутригрупповой сопутствующий урон работал на усиление ненависти к так называемым лидерам на уютных тепленьких местах, на которые они забрались, целуя младенцев и читая написанные спичрайтерами проникновенные речи.

Все они – и реднеки под опиоидами, и черные головорезы, и озабоченные квиры, – все готовились к Ссудному дню, тренируясь на легких мишенях из своих рядов, а сторонние наблюдатели и заподозрить не могли, что происходит на самом деле. Черные научились метко стрелять. Квиры научились очаровывать и втираться в доверие. Белые научились безошибочно просчитывать действия перепуганной толпы под обстрелом.

Как объяснял Толботт, ни одно происшествие не было случайным. Каждый террористический расстрел мирных граждан, каждая передача вируса, каждое внезапное сумасшествие разносчика газет приближали Ссудный день. Как только группы окончательно подавили в себе человечность, атака на общих угнетателей стала неизбежной.

На телеэкране пирамиды скользили по безоблачному небу над пляшущими, ликующими черными толпами. Сверкали золотые украшения и белозубые улыбки, полные восторга и безграничной гордости.

Белая раса сбилась с пути. Черных и квиров у нее под боком не осталось, не над кем теперь было испытывать превосходство, и поводы для гордости иссякли. Белые напоминали богатую семью, которая непрерывно разыгрывала спектакль благонравия и мудрости перед слабоумной прислугой. Без квиров и черных у белых пропала мотивация вести утонченную жизнь. Некому стало пускать пыль в глаза, и Государство Арийское барахталось в смятении.

Выключив звук телевизора, Чарли наблюдал, как радуются и танцуют жители Блэктопии.

Белая раса была словно отец, переживший своих детей. Некому стало читать нотации, некому внушать уважение. Нет больше бледного подобия себя, которое можно спасать и поучать. Белые оказались в пустоте, как божество, оставленное последним своим творением. Что уготовило им будущее в новом, аккуратном, упорядоченном мире? Белая раса прошла все испытания, что еще она могла совершить? Сделать траву зеленее? Заставить поезда еще точнее ходить по расписанию?

В такие моменты Ссудный день представлялся огромным шагом назад. После рискованных социальных экспериментов последних трехсот лет белые могли лишь вернуться к эпохе рыцарей и феодалов – в эстетике Нормана Рокуэлла для «Ридерз дайджест».

– К вам дамы, сэр, – доложил мажордом.

Этот раболепствующий холуй вызывал у Чарли презрение – как и всякий мужчина, не принимавший участия в кровопролитии. Он, Чарли, оставил свой след, продемонстрировал свою доблесть – значит, слабаки будут вечно от него шарахаться, а трусы с негодованием оплюют его заслуги. Он будет одинок, ни на чей совет не сможет он опереться, ибо равных ему слишком мало. Именно поэтому настолько важен был выбор идеальной супруги. Важен и очень непрост.