Чак Паланик - Ссудный день [litres]

Те немногие из белых, кому позволили взглянуть на чудеса Блэктопии, вернулись домой в слезах благоговения. И цепляясь за свою пещерную илюзию превосходства, стали трубить о том, что самоцветные дворцы и летающие пирамиды – сплошная ложь и надувательство. Когда же черные сестры избавили Блэктопию от всех форм рака, белые потребовали доказательств. Но какие могут быть доказательства тому, что не существует? Ведь сестры в мудрости своей призвали вечных духов, которые по просьбе их изгнали из Блэктопии рак, ВИЧ-инфекцию и герпес, так что черный народ забыл об этих недугах.

Белые все свои силы бросили на деторождение, и наука и техника Государства Арийского прекратили развиваться. Некоторые из белых опустились до того, что решили обманом проникнуть в Блэктопию и выкрасть ее секреты. Наука и математика белых предназначались лишь для создания атомных бомб и прочих машин смерти, тогда как черный интеллект каждый день порождал чудеса для обогащения жизни. И в первую очередь женской, ведь народ Блэктопии ценил своих сестер превыше всего.

Белые пошли проторенной дорожкой Джона Гриффина – журналиста, который затемнил кожу с помощью метоксалена и ультрафиолетовой лампы, проник в стан черных и похищенные таким образом сведения опубликовал под своим именем в книге «Черные, как я». Шпионы Государства Арийского прибегли к тому же способу маскировки и червями проскользнули через границу.

Такая глупость! Кого они пытались обмануть? Все, что они умели, – изображать хитро вымудренные ритуалы рукопожатий, расхлябанную речь и прочие ужимки, которыми черные когда-то пудрили им мозги. Разумеется, с первого взгляда было ясно, что это самозванцы. Но никто не подал виду. Неудавшиеся воры препирались между собой, махали пушками, трясли задами и чесали яйца в полной уверенности, что ловко обвели всех вокруг пальца. А черные братья для исцеления болезней по секрету научили их пить мочу. Шпионы радостно понесли эту тайну домой, и вскоре все население Государства Арийского взяло в привычку регулярный прием чудодейственного средства.

В памятке значилось: «только износоустойчивое и пригодное для машинной стирки». Гэвин снял с любимой сорочки фирмы «Сэнд» целлофановый чехол, в котором принес ее из химчистки. Расстегнул пуговицы, бережно снял с вешалки.

Приталенная, насыщенные оттенки красного и оранжевого… Он надевал ее всего дважды, боясь испортить – вдруг пятно или принт потускнеет. Прижав воротник подбородком, Гэвин принялся складывать сорочку на весу, аккуратно совмещая рукава. Превратив ее в ровный маленький сверток, он уложил сверток в пустой чемодан.

Женский голос произнес:

– Не то берешь.

Это была не мать. Сестра, Шарм, стояла в дверном проеме, прислонившись к косяку и скрестив на груди руки. Одну ладонь она тут же вскинула перед собой в знак, что не станет слушать возражений. Подойдя к раскрытому шкафу, она обреченно сгорбилась.

Ассортимент ковбойских рубашек с перламутровыми застежками. Пуловеры с люрексом, подделка под «дольче габбана». Винтажный «версаче».

Перед ней был сундук с приданым, которое Гэвин собирал для взрослой гомосексуальной жизни.

Сама же она рассекала в солдатской рубахе из армейских запасов.

– Вот такое тебе надо, – заявила сестра, поддев пальцем грубую ткань. – Прочнее железа.

Немаркий защитный цвет. Незаправленные полы свисают до середины бедра, прикрывая голубые джинсы. Ближайшим аналогом в его шкафу была оливковая рубашка с кучей нашивок. Бойскаутская форма, купленная в секонд-хэнде вместе с отличительным значком высшего ранга – «скауторел».

– Зато «Сэнд» не мнется! – попытался возразить Гэвин.

Но Шарм уже выкинула красно-оранжевую роскошь из чемодана и засунула на ее место скаутский прикид.

– Там тебе не дефиле, – отрезала она, – а концентрационный лагерь!

Книга Толботта называла такие заведения центрами удержания человеческих ресурсов. Тот, в который определили Гэвина, до Ссудного дня был нестрогой тюрьмой. Год Первоначального Переселения близился к концу. Те, кто родился не на своей земле – то есть не с той ориентацией или не с тем цветом кожи, – задерживались властями и находились в ведении специальных органов до тех пор, пока положенное им отечество не сообщало о готовности предоставить замену. Если Гэвину повезет, сейчас где-нибудь в Гейсии восемнадцатилетний натурал так же пакует чемодан в такой же лагерь. Гэвина и ему подобных два десятилетия кормили, обучали и одевали. Слишком большие инвестиции, чтобы списать их за красивые глаза. Если он попытается эмигрировать нелегально, или удрать в Канаду, или удавиться, страна может потерять ценный экспортный товар.

Гэвин размышлял. А нет ли какой подпольной дороги, по которой рожденных в чужом отечестве переправляют к своим? Нельзя ли как-то проскочить мимо официальной очереди? Нет ли какой системы паролей и явок? Может, существуют «койоты», готовые за мзду провести нелегалов через пограничные земли?

Шарм выдвинула верхний ящик комода и рылась в носках. Выбрала две пары темно-синих, три пары черных, одни зеленые без рисунка и шесть пар белых спортивных. Засовывая их в чемодан, сказала:

– Зато тебе не грозит стать инкубатором для производства младенцев какому-нибудь вождю.

А ей, можно подумать, грозит – с такой-то обгорелой на солнце мордой и остриженными волосами… Вот еще одна причина, по которой Гэвин добровольно сдавался в лагерь. Если кандидатуры на обмен не найдется, Гейсия может выплатить за него компенсацию – до полумиллиона толботтов. Родителям деньги сейчас точно пригодятся, даже Шарм должна понимать. Они могли бы купить бизнес, небольшую ферму, семена, скот и все, что нужно, чтобы прокормиться в новой экономике. А иначе их ждет участь всех прочих беловоротничковых бумагомарателей и кодописателей: либо сдохнуть, либо идти крепостными к ближайшему князьку.

Одни рванули штурмовать канадскую границу. Другие уморили себя выхлопными газами в гараже. Но Гэвин считал, что, набравшись терпения, все его семейство может извлечь из ситуации выгоду. Он ассимилируется в Гейсии, а родные получат средства к существованию и свободу.

Сестра полезла под кровать и вытащила его теннисные туфли и лоферы. Рассовала их по пластиковым пакетам из супермаркета и угнездила в чемодане рядом с шортами карго. Шорты эти Гэвин ненавидел. А лежали они на камуфляжных штанах, выбранных сестрой за то, что на них не будет видно пятен. Между ними она впихнула пластиковый контейнер для ланча, в котором лежали бритва, зубная щетка, паста и расческа. А сорочка фирмы «Сэнд», такая прекрасная и непрактичная в своем красно-оранжевом великолепии, осталась на кровати.