Ирвин Уэлш - Альковные секреты шеф-поваров

Блядский пи…

– Вот, братишка! Поклюй, полегчает, – гудел замогильный голос. Массивная тень сгружала с подноса на стол зыбкие предметы: пиво, виски, тарелки с едой. Голос принадлежал Робу Маккензи. Темнота начала рассеиваться, ритм тоже возвращался в норму.

Скиннер дышал, как загнанный марафонец. По лицу бежал холодный пот. Это был инфаркт, не иначе. Или инсульт. Или что-то в этом роде. Кислорода по-прежнему не хватало.

Я-бля… я-бля…

– Что-то ты хреново выглядишь, братан, – комментировал Маккензи. – В чем дело? Сломался?

Скиннер со свистом втянул в себя воздух. Маккензи шлепнул его ладонью по спине. Скиннер прикрыл лицо, жестом попросил его отойти. Друг нахмурился и озабоченно смотрел на скрюченную фигуру, на потное покрасневшее лицо… Когда тревога Маккензи достигла пика, Скиннер выпрямился. В груди будто рухнула плотина: дыхание открылось, с глаз упала пелена. Он расправил плечи и посмотрел вначале на потолок, потом на Роба Маккензи:

– Что-то со светом? Или мне почудилось?

– Да, мигнул. Наверно, скачок напряжения. Ты в порядке?

– Угу.

Скачок напряжения.

Скиннер вглядывался в черты лучшего друга и бессменного собутыльника Малютки Роба Маккензи, человека, который мог быть свидетелем на его свадьбе. Сколько ни пей, сколько ни нюхай, а за Маккензи не угонишься: он будет с неизменным стоицизмом поглощать кружку за кружкой, периодически отлучаясь в туалет, чтобы втянуть очередную пару чудовищных дорожек, от одного вида которых сердце начинает скакать в груди, как горошина в судейском свистке.

Но сегодня все было иначе. Произошло нечто аномальное. Скиннер испытал скачок напряжения, получил заряд той мистической пьяной энергии, что иногда снисходит на алкашей и дает им божественную уверенность в собственной неуязвимости. Он и сам раньше переживал это чувство, однако никогда так ярко и недвусмысленно. Могучая волна подхватила его и повлекла вперед. Схватив двойной «Джек Дэниэлс», он лихо плеснул его в рот:

– Давай, толстячок, не тормози! Посмотрим, кто из нас сломался!

Впервые за все время он не загнал птицу в курятник. Ночью пошел дождь, забор прогнил, и на ферму залезли дикие собаки. Теперь он остался без кур.

Сосредоточиться не удавалось. Кружилась голова, урчал желудок. Огромный яркий плакат – «Стар-Трек: последний рубеж», подарок Иэна с изображением звездолета «Энтерпрайз», вылетающего из черной дыры, – пульсировал на стене в унисон с потрескиванием наэлектризованных нервов.

Брайан Кибби оторвался от компьютера, запахнул накинутое на плечи пуховое одеяло и проковылял к постели. По спине струился липкий пот. С лестницы доносились шаги матери.

Джойс осторожно поднималась по ступенькам, удерживая большой серебряный поднос. Ее тонкие руки едва справлялись с весом внушительного завтрака: полного чайника, огромной тарелки с яичницей, ветчиной и помидорами и другой тарелки, поменьше, со столбиком тостов. С трудом зарулив в спальню сына, она с тревогой отметила, что тот выглядит совсем худо.

– Вот принесла тебе покушать… Боже, Брайан, у тебя совершенно больной вид! Ну ничего, знаешь, как говорится: простуду надо кормить, а жар – голодом морить. Или наоборот?.. В общем, хороший завтрак не повредит! – Она водрузила поднос на кровать.

Брайан ответил болезненной улыбкой:

– Спасибо, ма… Не беспокойся, все будет нормально.

Есть не хотелось. Голова гудела, в животе лопались пузыри. До завтрака он обычно успевал сыграть как минимум три сезона в «Харвест Мун», но сегодня одолел только два – и то проворонил всех кур.

Надо же быть таким ослом!

– Наверное, вирус свирепствует, – предположила Джойс.

Брайан сел, заправил под спину подушку. Даже это ничтожное усилие заставило его обильно вспотеть. Рот пересох, в мышцах рук и ног гуляли нехорошие судороги.

– Чувствую себя отвратительно. Голова раскалывается.

А еще ему было стыдно за вчерашнее. Дэнни Скиннеру, видимо, тоже нездоровилось во время доклада. Однако все дружно списали это на пьянство, даже после того, как он впрямую объяснил, что подхватил вирус или простуду.

Я на него наскакивал, а он был нездоров. Надо было сделать ему скидку, выдать кредит доверия, а не цепляться как репей. Вот Бог меня и наказал…

Должно быть, меня заразил Скиннер…

– Я позвоню на работу, скажу, что ты болен, – предложила Джойс.

Кибби подпрыгнул в панике:

– Нет! Ни в коем случае! Сегодня я делаю доклад. Мне обязательно надо быть!

Джойс упрямо покачала головой:

– Ты же не в состоянии работать, сынок! Посмотри на себя: весь трясешься и мокрый как мышь! Они поймут, не бойся. Ты еще ни одного дня не был на больничном. Ну вспомни: ни одного дня, с самого начала! Оставайся дома, какой от тебя прок?

Верно, Брайан Кибби ни разу не пропустил работу по болезни. И впредь не собирался. Он через силу поковырял завтрак, затем принял теплый душ и кое-как оделся. Спустившись вниз, он застал на кухне Кэролайн – та воровато пихала в рюкзак какие-то бумаги.

– Мать сказала, ты заболел, останешься дома.

– Нет, не могу. У меня доклад… – Он кивнул на торчащие из ее рюкзака тетради. – Ты что, вчерашний реферат дописывала?

– Да, поправила в двух местах.

– Кэролайн, ну ты что! Мы ведь договорились! – заныл Брайан. – Ты должна была все закончить вчера, до того как пойти к этой своей Анжеле. Ты обещала!

Накрашенные ногти сестры сковырнули с рюкзака наклейку местной рок-группы Streets . Выщипанные в нитку брови изогнулись в ледяном изумлении.

– Обещала?! Что-то я не припомню. Когда это я обещала?

– Кэролайн, это же важный курс! – воскликнул Брайан, борясь с недомоганием, возмущаясь вопиющей несправедливостью: он исправно идет на работу, невзирая на болезнь, а Кэролайн только и делает, что пускает свой талант на ветер. – У твоей Анжелы ни способностей, ни амбиций! Сама катится под откос и тебя за собой тащит. Сколько раз уже так бывало!

Брайан и Кэролайн ссорились редко. Он, конечно, был занудой, но она относилась к его проповедям с пониманием. Вспышки ее гнева были направлены исключительно на мать. Однако сегодня у нее в крови шумели коктейли, выпитые вчера в ночном клубе «Бастер Браун», и попытки Брайана стать в позу диктатора и насадить драконовский режим не нашли отклика в ее душе.

– Ты мне не отец, – сказала она угрожающе. – Не забывай!

Брайан посмотрел на Кэролайн, в ее остекленевшие глаза, – и боль общей утраты ударила ему в лицо горячим ветром. Они с сестрой никогда особо не нежничали, а половое созревание возвело барьеры, исключившие любой физический контакт. Но сейчас Брайан не удержался и положил ей на плечо робкую руку: