Ирвин Уэлш - Клей

Все из-за Полмонта, думал Карл. Он вспомнил отца, о том, какое влияние он оказывал на Голли, пока тот рос. Все те же правила: никогда не сдавай. Нет, это на фиг. Но в том-то и основная проблема морального кодекса: чтоб он работал, его должны соблюдать все. Если кто-то будет отлынивать и это сойдет ему с рук, обрушится вся конструкция.

Билли вспоминал ту историю с Дойлами и медной проволокой. Как несколько недель спустя Дойл попросил Голли пойти с ними на футбол и как малыш загорелся, как ему хотелось произвести впечатление. И как потом все продолжилось в «Облаках», когда Дойл бился с тем парнем. И что из этого вышло? Все это? Или нет? Не может ведь жизнь быть цепочкой неразрешимых загадок. Должны же быть и ответы, полагаются ответы, блядь.

Карлу Юарту мир казался жестоким и непонятным, впрочем, как и всегда. Цивилизация неспособна вырвать дикость с корнем, она просто смягчает ее, делает ее проявления менее зловещими и показными. Вопиющая несправедливость никуда не подевалась, и единственное, на что сподобилось общество, – это невнятные толкования причинно-следственных отношений, которые прячут ее за дымовой завесой вранья и мелочности. Мысли толпились, окончательно загоняя его изнуренное сознание, и зависали где-то между ясностью и полным мраком.

Билли нужно было позвонить Фабьен в Ниццу. На следующей неделе он собирался отправиться туда, релакснуть немного на Лазурном Берегу. Он совсем заработался, слишком много на себя взял. Рано или поздно он избавится от Гилфилана и Пауэра, он всегда к этому стремился и в достижении своей цели не знал отдыха. Но когда он видел, что стало с Дунканом Юартом, или думал о том, что годы делают с его родителями, то понимал – жизнь слишком коротка.

– Как твоя… э, щитовидка? – спросил Карл.

– Нормально, только приходится тироксин принимать. Иногда я забываю и принимаю больше нормы, и такое ощущение, будто спида нанюхался.

Терри хотел о многом их расспросить. Рэб говорил, что у Билли французская телочка. У Карла девчонка в Австралии, новозеландка. Ему хотелось разузнать про них. О стольком надо еще переговорить. К Лизе он вернется попозже. Как здорово снова увидеть Карла, пусть даже при таких мрачных обстоятельствах, как смерть старика Дункана.

А как он гнал на Карла после смерти Голли. Он неправильно его понял, решил, что Карл хочет разрулить все, типа, «давайте съедим по таблетке и расскажем друг другу, как мы любили Голли и как нам будет его не хватать». Думал, что он готов обесценить память друга. Но он был не прав. Конечно.

Карл думал о том же. Память о Голли то наплывала, то выплывала из реальности, как будто сам он летел на самолете. Он с болезненным чувством видел в этом знак приближающейся смерти. Он видел ее в глазах отца. Он притормозит с наркотиками и войдет в форму. Он уже мужчина средних лет, полжизни за спиной, не мальчик уже.

– Могу я предложить вам выпить? – спросил Терри.

Билли взглянул на Карла, чуть приподняв бровь.

– Ну, если только пива пару кружек. Я дико устал, и к тому же надо к маме вернуться поскорее, – сказал Карл.

– Моя матушка с ней и тетя Аврил, какое-то время можешь не беспокоиться, – урезонил Билли.

– «Сноп пшеницы»? – предложил Терри. Они кивнули. Он посмотрел на Билли: – А знаешь, Билли, ты больше не говоришь «жесть». Раньше через слово шпарил.

Билли поразмыслил, потом покачал головой:

– Не помню, чтоб я так говорил. Я часто говорил «беспредел». Да и теперь.

Они вопросительно посмотрели на Карла. Тот пожал плечами:

– Не помню, чтоб мы так говорили. Билли иногда говорил «край», это помню.

– Может, я это и имел в виду.

Трое мужчин прошли через парк, трое мужчин среднего возраста. Один из них был полноват, другой мускулистый, атлетического сложения, третий – тощ, и одежда его кому-то показалась бы молодежной не по возрасту. Они особо не разговаривали, но производили впечатление людей, близких между собой.

Карл потянул за выдвигающуюся полочку, из-под микшерского пульта выскользнула клавиатура. Его пальцы пролетели по клавишам раз, другой, третий, внося в мелодию легкие, но существенные вариации. Он заметил, как в комнату зашла Хелена. Будь он не так поглощен работой, он засек бы Джуса Терри, что шел за ней следом, и сердце его упало бы. Терри тяжело бухнулся на угловой диван, зычно заохал, беспардонно оглядываясь по сторонам, потянулся, и, когда члены его растянулись до предела, рык достиг оргазмических масштабов. Довольный собой, он принялся листать подборку газет и музыкальных журналов.

– Я вас не побеспокою, босс, – сказал он, подмигнув.

Карл успел поймать извиняющийся взгляд Хелены, которая тихо, по-кошачьи, вышла из комнаты. Именно этого он и боялся, когда решил вернуться в Эдинбург и устроить студию в собственном доме. Просто вокзал какой-то, а Терри вообще будто прописался на этом гребаном диване.

– Флюиды творчества, все такое, – продолжил Терри, – хуже некуда, когда приходит какой-нибудь упырь и давай по ушам ездить.

– Это точно, – заметил Карл, ставя законченный синтезаторный рифф в петлю.

– И все ж таки вот что я тебе скажу, Карл, эта Соня – четкая телочка, совсем меня извела. Юлит чертовка не меньше моего. Да пора уже от всего этого подальше держаться. Надо по-диверсионному: нахватил, присунул и делай ноги. Как в спецназе, – объяснил он и с деланым благородным акцентом добавил: – Ведь сколько наших добрых товарищей не вернулось оттуда.

– Хмм, – промычал Карл, почти полностью погружаясь в музыку, едва разбирая, что там мелет Терри.

Для кого-то молчание – золото, однако Терри считал пустой эфир бессмысленным расточительством. Пролистав «Скотсман», он возобновил борьбу:

– Знаешь что, Карл, этот юбилей королевы мне уже действует на нервы, только о нем и слышно.

– Ну, – рассеянно отвечал Карл. Он уперся каблуками в ковер и подкатил на своем кожаном кресле к вертушкам, чтоб поставить старинную семидюймовку северного соула. Потом перегнулся к огромному микшеру и компьютеру, закольцевал только что снятый сэмпл и ловким движением мыши обрезал линию баса.

Музыку перекрыл резкий скачкообразный звонок. Терри выхватил свой мобильный.

– Соня! Как дела, дорогая! Знаешь, а я ведь только собирался тебе позвонить. Мысли великих движутся в одном направлении. – Он посмотрел на Карла и закатил глаза. – В восемь – самое то. Ну конечно буду! Да, имеется. Сорок два фунта. Кусается, однако. Увидимся. Чао, куколка!

Терри стал читать рецензию в музыкальном журнале.

N-SIGN: Gimme Love (Last Furlong)

Со времени неожиданного и яркого возвращения N-SIGN его преследует исключительный успех. В прошлом году плодом неожиданного союза с мейнстримовой поп-дивой Катрин Джойнер стал новый гимн Ибицы «Legs on Sex», за которым последовал альбом «Cannin It», занявший ведущие строчки хит-парадов. Новый сингл обнаруживает более задушевные настроения автора, однако устоять под это творение пропавшего-без-вести-предположительно-в-наркотических-дебрях мастера грува нет никакой возможности. Вердикт: мега; ноги сами вынесут вас на танцпол, а душа встрепенется. 9/10