Дина Хапаева - Занимательная смерть. Развлечения эпохи постгуманизма

В статье о «Беовульфе» Толкин заложил основу готической эстетики: «иллюзия исторической подлинности» может быть достигнута в художественной литературе и других видах искусства, даже если в качестве главных персонажей выступают нелюди — хоббиты и драконы:

Иллюзия исторической правдивости и глубины, сделавшая «Беовульфа» таким привлекательным для разработки источником, создана по большей части силой искусства. Поэт использовал инстинктивное историческое чутье, свойственное и древнему английскому характеру (оно сродни его пресловутой меланхоличности). «Беовульф» — высшее воплощение такого чутья, но оно используется поэтом для достижения художественной, а не исторической цели [373] Там же. С. 16. .

У Толкина мотивы готической эстетики имеют непосредственное отношение к чувству глубокого разочарования в гуманизме и человеческой цивилизации, и поэтому он восторгался средневековым эпосом. Толкин приходит к выводу, что в центре поэтического повествования «Беовульфа» — тема поражения: таков удел королей, героев и простых смертных: «Чудовища были противниками богов, предводителей людей, и со временем чудовищам предстояло победить» [374] Толкин Дж. Р. Р. Чудовища и критики. С. 34. .

Люди не в состоянии управлять своей судьбой; смерть — это их единственная награда за героическое противостояние монстрам:

Несчастье предрешено. Тема поэмы — поражение. Момент триумфа над врагами шаткой крепости человека остался в прошлом, и мы медленно и неохотно приближаемся к неизбежной победе смерти [375] Там же. С. 44. .

Основной эстетический принцип Толкина — равнодушие к представителям рода человеческого. По его мнению, человек более не является мерилом всех вещей. К началу 1990‐х годов его новая эстетика возродит интерес к вампирам, зомби, оборотням и ведьмам, которые станут подлинными героями современной культуры.

Почему средневековый эпос так сильно вдохновлял Толкина? Большое влияние на писателя оказала Первая мировая война, вызвав в нем глубокое разочарование в людях. Культурный пессимизм средневекового эпоса был созвучен атмосфере межвоенного десятителетия, когда Толкин писал свои филологические работы. И поскольку люди не соответствовали его высоким моральным требованиям, Толкин решил заменить их хоббитами, способными, в отличие от людей, стать носителями подлинной христианской морали. Так впервые в эпоху модерна появился эпос, в котором главные положительные герои не являются людьми, но в который отлично вписываются драконы. В произведениях Толкина хоббиты, как и драконы, олицетворяют собой отрицание человеческой природы, отвергая человеческую субъективность и право человека на то, чтобы быть в центре художественного произведения.

Толкин делает следующий вывод: « Он — человек , и для него самого и многих других это уже трагедия» [376] Там же. С. 30. . Но в данном случае речь идет вовсе не о превратностях людских судеб в духе древнегреческих трагедий или драм Шекспира. Нет, Толкин подразумевает, что человек — существо низшего порядка. Писатель бросает вызов идеям гуманизма и Просвещения и главным принципам эстетики модерна: человек — венец творения, чья природа прекрасна, создан для того, чтобы побеждать — по крайней мере, побеждать духовно. Важной составной частью эстетической системы Толкина становится принципиальное отрицание идеи антропоцентризма, неоспоримого идеала модерна. На смену людям в книгах Толкина приходят хоббиты и драконы; в этом особом мире история и культура человеческой цивилизации не имеют никакого значения. Поскольку хоббиты не являются людьми, их можно причислить к монстрам, несмотря на то что они не пьют человеческую кровь и у них высокие моральные принципы. По воле автора читательские симпатии и внимание именно на их стороне. Забавно, что Толкин использует для хоббитов то же морфологическое отличие от человека, что и Стокер: у хоббитов мохнатые ноги, а у Дракулы — ладони…

Между тем критики игнорируют антигуманистический пафос произведений Толкина; напротив, они склонны делать акцент именно на антропоморфизме и гуманизме главных персонажей его книг, а некоторые даже полагают, что эти произведения содержат в себе скрытые моральные наставления для юных читателей, а также способны научить основам христианской морали [377] В числе исследований, восхваляющих Толкина как ревностного гуманиста, см.: Curry P. Defending Middle-Earth: Tolkien: Myth and Modernity. Wilmington, MA: Mariner Books, 2004; Shippey T. The Road to Middle-Earth: How J. R. R. Tolkien Created a New Mythology. New York: HarperCollins, 2005; Sale R. Modern Heroism: Essays on D. H. Lawrence, William Empson, and J. R. R. Tolkien. Berkeley: University of California Press, 1973; Duriez C. Tolkien and C. S. Lewis: The Gift of Friendship. Mahwah, NJ: Paulist Press, 2003. О понимании произведений Толкина как «подростковых романов», где главный герой Бильбо «представляет читателя», см.: Grenby M. Children’s Literature. Edinburgh: Edinburgh University Press, 2008. P. 151–152. О христианской морали в произведениях Толкина см.: Chance J. Tolkien’s Art: A Mythology for England. Lexington: University Press of Kentucky, 2001. P. 53–56; Bruner K., Ware J. Finding God in The Lord of the Rings. Wheaton: Tyndale House, 2001. . Говоря о «нелюдях», литературоведы обычно имеют в виду эльфов, драконов и т. д., в то время как хоббиты по умолчанию расцениваются как человеческие существа [378] Duriez C. Tolkien and C. S. Lewis. P. 106–108. .

Еще один важный момент: увлеченность драконами в конечном счете сделала Толкина знаменитым литератором, но ведь дракон — это конкретное воплощение зла, истоки которого в эпосе Толкина остаются столь же таинственными и необъяснимыми, как и в поэме «Беовульф».

Хотя, будучи добропорядочным католиком, Толкин наделил хоббитов всеми христианскими добродетелями, которых, по его мнению, так не хватает представителям рода человеческого, он явно недооценил влияние драконов — и средневековых институтов — на мораль. Интересно проследить за тем, как Толкин анализирует различия между собственными понятиями о нравственности и моральными принципами, доминирующими в поэме «Беовульф» [379] О важном значении медиевизма для текстов Толкина см.: Ryan J. S. Folktale, Fairy Tale, and the Creation of a Story // Tolkien and the Critics: Essays on J. R. R. Tolkien’s The Lord of the Rings / Ed. N. D. Isaacs and R. A. Zimbardo. South Bend, IN: University of Notre Dame Press, 1968; Scholarship and Fantasy: The Tolkien Phenomenon / K. J. Battarbee, ed. Finland: University of Turku Press, 1993; Shippey T. Creation from Philology in The Lord of the Rings // J. R. R. Tolkien, Scholar and Storyteller: Essays in Memoriam / Ed. M. Salu, R. T. Farrell. Ithaca: Cornell University Press, 1979; Shippey T. The Road to Middle-Earth; and Tolkien The Medievalist / Ed. J. Chance. London: Routledge, 2003. . Некоторые моральные установки средневековой Англии вызывают у Толкина дискомфорт, и порой он подвергает их критике. Поначалу Толкина возмущает абсолютно безответственное отношение к вассалам в «Беовульфе», притом что они обязаны быть беззаветно преданными повелителю и погибнуть по их воле. Но затем он станет рассуждать о «героической любви и смирении». Словом, эстетическая система, которую Толкин создал под влиянием восхищения средневековым эпосом, обладала серьезным потенциалом воздействия на моральные нормы. Свободное от людей пространство Средиземья вряд ли можно считать идеальным местом для сохранения принципов человеческой морали. Да и возможна ли мораль там, где человеческое достоинство и сама жизнь ничего не значат, а человек не является высшей ценностью?