Маргарита Шелехова - Последнее лето в национальном парке
- Название:Последнее лето в национальном парке
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Маргарита Шелехова - Последнее лето в национальном парке краткое содержание
Последнее лето в национальном парке - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
— Я ведьма от рождения, мне нужна бешеная активность и власть, а времена выбирать не приходилось.
Сейчас же время дало мне, наконец, возможность выбора, а я никогда не забывала, что и сосны вокруг большого озера, и земля под ними — это собственность единственной дочери расстрелянной матери.
Она была совершенна искренна, и энергия, исходившая от нее, притягивала людей центростремительно и властно, но при этом рождалось и странное опасение — не дай бог, знак сменится, и тогда все немедленно разлетится вдребезги и подальше от центра. Я была влюблена в эту женщину, и мой спутник тут же уловил это в моем рассказе.
Мы медленно ехали вдоль большого озера, и Андрей Константинович разглядывал большие деревянные скульптуры, расставленные по краю дороги. Одна из них, изображавшая низкорослого уродливого мужчину, поросшего шерстью, ему особенно приглянулась, и он притормозил. У сучковатого постамента лежал большой серый камень, а из волосатого затылка проглядывала маленькая детская головка.
— Это Велняс, противник громовержца. Он ворует у Перкунаса скот и уводит его жену, — пояснила я, — при случае превращается в животное, дерево, камень или очень сильного младенца, враждующего с пастухами. Его потомство носит лук со стрелами на животе, и женщины убивают таких детей, чтобы они не принесли им несчастье.
На большой крытой террасе фасонного коттеджа Лаума разливала чай районному архитектору Алоизасу, его супруге Лиле и трем незнакомым господам разного возраста. Когда мы припарковались, я поняла, что имеются некоторые проблемы.
— Андрей Константинович! Я беру на себя смелость ввести в дом нового человека, не лучше ли при этом представить наше знакомство более тесным.
— В каком смысле? — реакция была примитивной чисто по-мужски, и в его глазах тут же запрыгали чертики.
— В смысле обращения друг к другу. Давайте временно обойдемся без отчеств и прочих церемоний — здесь так принято, и обстановка за столом будет непринужденней.
— Ну что же, вполне логично, Марина Николаевна! И вот еще что — спасибо за доверие.
— Принцип комплиментарности, связанный с подсознательной взаимной симпатией особей определенного склада друг к другу, лежит в основе любой этнической традиции и сопряженного с ней социального института, — процитировала я кое-что, как примерный молодой ученый.
— В Одессе говорят по-другому, — сказал он, — интернационал добрых людей! С социальным институтом, вот только, заминка.
Да, склонность к белым одеждам, обычно, угадывалась сама собой, и он уловил суть предложения — уж слишком занятная у него была лаборатория. Как ни странно, но близкие отношения при резком отличии наших позиций были бы абсолютно невозможны. Кто знает, где гнездятся желания у дам, порченых литературой?
Две бутылки сухого вина и мой красочный наряд вызвали в творческой среде определенное оживление. Лаума пошла молоть свежий кофе, а мы познакомились с господами художниками, и поговорили о своих занятиях, Чурленисе и Чернобыле, но сейчас всех присутствующих более всего занимали вопросы национальной независимости, а возможность безопасной дискуссии казалась занятной. Они излагали свои соображения, а я, на правах старой знакомой Лаумы, указывала на определенный недостаток самокритичности, что так сильно отличало наши позиции. Меня, к примеру, совершенно не устраивал широко распространенный здесь тезис, что в повсеместном пьянстве повинны только русские. У нас сейчас искали и находили других виноватых, а кто был виновником подобной беды в Финляндии, всем было неясно, но автобусы с жаждущими дешевого виски финнами шли в Ленинград караванами.
Я все еще была под впечатлением недавнего пренеприятнейшего случая в переполненном автобусе.
Когда автобус тронулся, то из верхнего люка сильной воздушной струей задуло прямо на крошечного дачника, примостившегося на коленях матери. Та обратилась к высокому молодому мужчине в городском костюме, стиснутому низкорослыми туристками, с просьбой закрыть люк.
— У меня кейс в руке, — сказал он с местным акцентом.
— А другая рука? — спросила мать.
— Она у меня болит, — ответил мужчина, и, подняв абсолютно целую и невредимую конечность, сдул с нее пылинку.
Все остолбенели, а мужчина, весьма довольный собой, стал обсуждать происшествие со своей пожилой спутницей. Слов мы не понимали, но она, судя по мимике, выражала полное одобрение.
Приезжих не любят везде, но в московских автобусах эта сцена была невозможна, хотя ограбить, избить или убить там вполне могли. Люди взволновались, кто-то протянул куртку, чтобы укрыть ребенка, и обыкновенное слово «фашизм» уже было произнесено.
— И вас ничего не смущает? — спросила я эту женщину.
— Нет, когда вы нас оккупировали, то убивали и старых, и малых.
— Время было военное — тогда все были, как звери.
Они презрительно усмехнулись, и я поняла, что для них военное время никогда и не кончалось, и ко мне пришло то странное ожидание ножа в спину, что всплывало порой в соснах пакавенского леса.
Мои нынешние собеседники не одобряли подобных акций, утверждая, что определенный процент людей с такими вот жесткими установками имеется в каждой нации, с чем трудно было не согласиться. Я питала искреннюю привязанность к трудолюбивым обитателям соснового края, и приклеивать ярлыки по единственному за пять лет неприятному эпизоду не могла, но душа болела — непривычна она была к таким вот вспышкам ненависти. Впрочем, через несколько лет это уже никого не удивляло, и никому уже и в голову не приходило, что можно любить соседей.
Некий консенсус в застольной беседе, несмотря на мою сегодняшнюю горячность, был все же достигнут — мы были достаточно благожелательны и старались выслушать друг друга, и главное, что изменилось в самое последнее время — до моих оппонентов начинало доходить, что обыкновенные русские люди лишены агрессорских планов, что у нас свои серьезные проблемы с возрождением национального духа, и что кресты с их исторических зданий снимались и без указаний Москвы, в порядке личной инициативы местных товарищей.
Тем не менее, мне все более и более становилась очевидной плохая совместимость прибалтийского менталитета и русского самосознания. Североевропейская модель социализма представлялась им не только желанным, но и вполне достижимым образцом, и монархические веяния с добрым царем-батюшкой отсутствовали напрочь. Они мечтали о твердой границе, как о невесте, и с этим, как представлялось, нельзя было не считаться. В упрямстве этим ребятам тоже равных не было. Я заметила некоторую общую особенность местного населения — они говорили свое первое «нет», слегка колеблясь, и мы, исходя из привычного расклада вещей, начинали твердо надеяться, что уговорить удастся. По мере давления, однако, их «нет» на глазах становилось железобетонным и дальнейшему обсуждению уже не подлежало.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: