Горан Войнович - Чефуры вон!

Нет, тут всё по-другому! Едешь себе не спеша по городу и крутишь наши песенки народные. Мать вашу! Все вы, кто на нас смотрит как на зверье, которое из зоопарка сбежало, и глаза закатывает, — вы думаете, наверно: почему мы их всех не вычеркнули, а только восемнадцать тысяч? Вот для вас мы и врубаем эти наши хиты на полную, катаемся по городу и действуем вам на нервы. Любуйтесь, любуйтесь, таких красавцев, как мы, еще долго не увидите, мать вашу в задницу!..

«Ты из железобетона счастья вынимаешь арматуру, дорогая, никто не будет так, как я, любить твою натуру».

Самый жесткий у нас Деян. У него мать словенка, и он круче всех выступает: в окно высунется и горланит чефурские хиты. Ацо переключает музыку и меняет Мирсадовы кассеты, Ади крутит себе баранку, локоть в окно выставил, — а я подкалываю народ:

— Уважаемая, мы тут зебру потеряли, знаете, африканскую такую, в полосках. Вы ее случайно не видели? Мимо не проходила? Как это не видели! А вы вообще знаете, что такое зебра?

Самая крутая развлекуха. Катишь себе на мерсе и прикалываешься. Вот это жизнь, а не какие-нибудь там горные лыжи, бадминтоны, сауны, боулинги — всякая словенская деревенская чухня… Да еще Нуши Деренды там и Саши Лендеро… [101] Нуша Деренда, Саша Лендеро — популярные словенские певицы.

«Друг Джемо, я еду в Сан-Ремо, посторожи мне красавицу Фату, пока допою я сонату».

Полный кайф!

— Давай остановись на Прегловой, у нас там с Марко стрелка.

— Не пошел бы ты с такими заявами! Какая еще там у вас стрелка?

— Стрелка у нас, и хорош говниться. Остановись.

— Еще чего! Больно ты нужен! Пешочком пройдетесь.

— Да чё те надо, блин, я ж те сказал, остановись!

— Обойдетесь, раз не хотите рассказывать, куда собрались.

— Да вали ты… Какое тебе дело!

— Да без проблем, тащись пешкодралом, раз такая тайна…

Ади проехал мимо Прегловой, а Деян смотрел на меня, чтоб я ему сказал, что это у нас за стрелка с Ацо, но я знал столько же, сколько и он, — ничего. Ацо что-то там задумал, и все свободны. По-любому ничего тебе не скажет. Не из разговорчивых он. Положить ему на грамматику. Да и с предложениями он особо не дружит.

Ади выкинул нас на остановке на площади Русьяна. Ацо пошагал в сторону Прегловой, я за ним. Только сейчас до меня дошло, что это он из-за Дамьяновича, и тут я слегка напрягся: вдруг он собирается сейчас на него наехать, а я ему типа должен помогать? Мало мне чудилы Радована, теперь еще и Ацо молчит и мутит чего-то, а меня прихватил только потому, что и мне легавые наваляли. Мать вашу, дураки молчаливые, — я что, угадывать должен, что там у вас в башках творится?

Допёхали мы до тринадцатого дома на Прегловой, и Ацо начал фамилии на домофонах читать. А я оглядывался по сторонам, нет ли кого из знакомых? Фужины — странный район. Немножко в сторону прошел — и уже совсем другие физиономии, и все уже на стрёме, и смотрят: что за хрен? — и делают вид, что все из себя крутые и что будет лучше, если ты свалишь, иначе, типа того, можешь получить. А Ацо все на домофоны пялится. Он что, думает прям так к нему завалиться и устроить типа допрос?

— А вот и он.

Точно, Дамьянович. И что теперь? Ацо начал считать.

— Думаю, шестой этаж.

В сторону отошел и на верхние балконы смотрит. Потом стал ходить туда-сюда, осматриваться. Рэмбо из себя строит, умник, — типа местность изучает, чтоб потом операцию провернуть, как в кино. Мне даже смешно стало.

— И что теперь?

— Ничего. Здесь живет Дамьянович. На шестом этаже.

Что дальше делать, Ацо, видно, пока не придумал. Типа в следующий раз. Да… Вот такой вот фужинский Рэмбо, не настоящий же. Я сам пошел табличку на домофоне посмотреть, если уж пришлось из-за нее на своих двоих ползти от Русьяновой площади. Четко так написано: Дамьянович. С мягким «ч».

— Я не стал бы вмешивать в это Ади и Деяна. Это нас с тобой отметелили.

— Не думаю, что оно и мне надо.

Мы шли по парковке, и вдруг Ацо остановился.

— Ты должен. Если тебя словенец подставит, скажешь: о’кей. Знаешь ведь, что они всю жизнь будут тебе мозг дрючить, тут и рыпаться не стоит. Это их страна, и ничего тут не поделаешь. Но если тебя подставил чефур, ты должен ему как следует дать просраться, чтоб все знали. Нельзя позволять чефуру делать из тебя идиота, иначе будешь в заднице.

Не уверен, что понял, о чем это он.

— Как сказать… Не можешь же ты просто так взять и швырнуть его в Любляницу, только потому, что он сдрейфил и в полицию позвонил?

— Пока у меня рука заживет, у тебя есть время подумать.

Как в кино. Ацо типа на меня давил и строил из себя маньяка, который решил отомстить за свою сломанную руку. Как Жан-Клод Ван Дамм, когда у него в начале фильма всех поубивают — всех до последнего, — и он потом весь фильм готовится мстить и в конце всех замочит. Но Ацо же только руку сломали. Ну, еще Марине пришлось пять часов торчать у полицейского участка.

Ацо опять замолчал и больше ни слова не сказал. Каждый из нас пошел в свою сторону, по домам, только кивнули друг другу на прощание. Я остановился перед подъездом и закурил еще одну сигарету. Ну, раз Радован знает, что я курю, то можно и здесь спокойно покурить, перед тем как идти домой. Я все думал: а правда Дамьянович виноват в том, что у Ацо сломана рука? Он уже не казался мне таким виноватым. Я бы, наверно, тоже полицию вызвал, если бы у меня в автобусе скакали четыре пьяных кретина, у которых крышу снесло. А что он чефур — мне вообще пофигу. Ацо реально перегнул с этой своей местью.

Радован смотрел по каналу ВК TV какие-то дебаты, в которых брача [102] Брача — братья (braća; серб ., хорв.). сербы о будущем Сербии трындели. Вообще-то, Радован за всю свою жизнь только три раза был в Сербии, последний раз лет двадцать назад, да и то на футбольном матче, но все равно пялится на этих своих Шешелей, Драшковичей, Коштуниц [103] Воислав Шешель — сербский политический деятель, лидер Сербской радикальной партии, с 2003 года содержится в гаагской тюрьме по обвинению в финансировании сербских добровольческих формирований во время войн в Хорватии и Боснии в начале 1990-х годов; Вук Драшкович — сербский политический деятель, министр иностранных дел Сербии (2004–2007); Воислвав Коштуница — сербский политический деятель, президент Союзной Республики Югославия (2000–2003), премьер-министр Сербии (2004–2008). и прочих чмошников, будто они ему братья родные. Его от них просто колбасит, но ему типа интересно, что будет с Сербией, потому что там живут Ружица и Милан и еще какие-то родственники, а еще потому, что Сербия для него — своя страна. Я иногда нарочно его подначиваю: типа как это может быть его страна, если он из Боснии, — он в ответ только заикается, бухтит что-то и мямлит, а потом обязательно пошлет меня куда подальше и скажет, чтоб я перестал до него докапываться, так как ни хрена в этом не смыслю. А я-то знаю, в чем тут фишка. Нет у Радована своей страны — вот это его и напрягает. Так у всех боснийских сербов. Боснию они типа вычеркнули из списка и типа подсели на Сербскую Республику, а потом вроде как начали за Сербию болеть и теперь таращатся на этих своих Шешелей, и сами уже не знают: а может, мусульмане и хорваты и получше будут всех этих идиотов? Вот Радован и смотрит на Сербию, надеется, что она станет нормальной страной, и тогда он скажет, что это его страна. А сейчас ему стыдно так говорить, пока у власти там персонажи вроде Коштуницы. Но Сербия никогда не будет нормальной страной. Мы все это точно знаем.