Франтишек Кубка - Избранное

Господин Камерариус просил господина Турна от имени пфальцского двора в Гааге оставить Иржи из Хропыни, бывшего пажа чешской королевы, в Стамбуле в качестве агента по чешским делам при английском посольстве. Господин Иржи из Хропыни для видимости будет числиться драгоманом у сэра Томаса.

На самом же деле он будет представлять интересы чешского короля. Лорд Бекингем выделяет сэру Томасу средства на содержание этого агента вплоть до его отзыва.

Вторую депешу получил сэр Томас Роу. Английский секретарь пфальцской канцелярии сэр Нетерсол сообщал, что в ближайшие дни поступит депеша от лорда Бекингема, в которой сэру Томасу будет сообщено о назначении господина Иржи из Хропыни драгоманом английского посольства в Стамбуле, принимая во внимание чешские интересы. Из средств посольства разрешается выделить сумму на содержание нового драгомана. Господин Иржи из Хропыни поступает в распоряжение английского посла, однако может непосредственно переписываться с пфальцской канцелярией в Гааге и с ее величеством чешской королевой.

Первым сообщил Иржику о его новой судьбе Турн. Иржик заупрямился. Он не останется в Стамбуле. Никто его не спрашивал, и он не позволит распоряжаться собой господину Камерариусу, который надоел ему еще в Праге. Пусть пошлет кого-нибудь другого. Иржик поедет с Турном в Трансильванию, а потом выступит в военный поход в Моравию, в Кромержиж и в Прагу. Не желает он, чтобы интриги стали его ремеслом.

Турн выслушал сетования Иржика. Он и сам не рад был расставаться с Ячменьком, этим моравским молодцем, храбрым и упрямым пикартом. Но вот депеша Камерариуса, сплошь состоявшая из цифр. Смысл этих цифр Турн расшифровал с помощью ключа. А в конце письма было приписано in claris [46] четко (лат.) . рукой, которую Иржик сразу узнал.

«В случае неповиновения со стороны моего пажа прочтите ему две строки старинной шотландской баллады:

Под припиской стояло: «Елизавета».

Иржик склонил голову и не посмел ослушаться.

Он останется, если того пожелает сэр Томас. Но сэр Томас собственной персоной прибыл в караван-сарай к Турну и изложил Иржику содержание послания Нетерсола. Он поздравил Иржика, даже не поинтересовавшись, согласен ли тот с решением пфальцской канцелярии в Гааге. Турн прослезился, а за ним и Иржик.

По истечении сего месяца апреля лета 1623 граф Турн отбыл из Стамбула в сопровождении своих сасов. Только одного Ганнеса, лучше других говорившего по-турецки, он оставил Иржику.

Иржик проводил Турна за большие Западные ворота. Турн был полон самых радужных надежд. Он смеялся и горланил:

— Мне сообщили, что князь Бетлен снова перебрался в Кошице. Я еду к нему. Мы выступим к Прешпурку, затем в Моравию. Турчишки двинутся с нами. Впереди, сзади и по обеим сторонам. И наберется их не меньше двадцати тысяч. Вперед, Ячменек, на Прагу! К празднику святого Вацлава я уже буду там. С запада подойдет однорукий Христиан Брауншвейгский, а с ним и наш король. Мы еще полакомимся в пражском Граде праздничным гусем! И ты приедешь к нам, ты, молодец моравский, пикарт ты мой любезный!

Одному богу известно, верил ли сам Турн тому, что говорил!

Прощание за воротами было невеселым.

Сас Ганнес забрал из караван-сарая вещи Иржика и отвез их в загородную резиденцию посла в Пере. В тот же день Иржик предстал перед сэром Томасом.

Сэр Томас дал ему «Историю мира» Рэли, ту самую книгу, которая была в Праге у королевы Елизаветы и которую потом, убегая, она забыла вместе с многими другими безбожными, как уверяли в своих памфлетах иезуиты, сочинениями.

— Учитесь по этой книге английскому, — сказал сэр Томас. — Вот и все ваши дела, сэр!

Но Иржик жаждал дела. Жаждал и не находил. Со скуки он сочинял послания Турну в Кошице. Тот отвечал, что не сегодня-завтра будет в Праге. Кавалерия князя Бетлена, пополненная янычарами будинского и тимишоарского пашей, уже заполонила всю Верхнюю Венгрию до самого Прешпурка. Сразу после жатвы князь Габор двинет на Моравию. Однорукий Христиан Брауншвейгский выступит против Лиги в Германии. Императору придется отбиваться с двух сторон.

Иржик сообщал пфальцской канцелярии в Гааге известия, полученные от Турна. С равным успехом он мог писать их на воде: письма шли неделями и месяцами. В Кошице их доставляли турки, в Гаагу — венецианцы. Некоторые письма до Кошиц вообще не дошли. Из Гааги не отвечали. Время тянулось однообразно, словно в заточении.

Случалось, сэр Томас не соизволял обмолвиться с Иржиком ни словом. Он общался с ним лишь через греческого драгомана Басилидеса, того самого юноши, который когда-то принял Иржика в Пере и попросил его и графа Турна отложить на неделю встречу с сэром Томасом. В тот раз сэр Томас был занят. Теперь он был занят еще больше. Устраивал мир между турками и поляками. Ссорился с русским послом, который хотел помешать заключению этого мира. В конце концов мирный договор был подписан. Но он не пошел на пользу ни туркам, ни полякам. Выиграл только сэр Томас, прославившись на весь Стамбул. И с чувством выполненного долга уехал отдохнуть на Принцевы острова, где в то время жила его супруга. Басилидес высказался о ней так:

— Она отдыхает, умащивает щеки и руки бальзамом из Мекки, изводит служанок и спит. Сэр Томас не очень-то к ней привязан и навещает ее, конечно, только приличий ради. У него достаточно других женщин.

В разгар знойного лета сэр Томас вернулся с Принцевых островов в Перу и пригласил Иржика к себе на ужин. Он посвежел и загорел. Когда Иржик вошел, сэр Томас стоял у окна и любовался розовыми крыльями голубей, круживших над далекой мечетью Баязида в лучах заходящего солнца.

— Как дела? — спросил он. — Денег хватает? Вы поддерживаете переписку с Гаагой? Из Лондона запрашивают, доволен ли я вами. Доволен. Главное, ничего не предпринимайте и не водитесь с турками. Не ищите связей с иностранными послами. Высокая Порта не любит этого. Вы, наверное, знаете, что Гюрджю смещен с поста великого визиря. Главой Дивана временно назначили Мере-Хюсейна, у которого я в немилости. Но он недолго пробудет у кормила власти. Султан Мустафа тоже уберется к чертям. Не пройдет и недели.

— Его убьют?

— Нет. Турки считают слабоумных святыми, но править собою им не позволяют. Как вам нравятся турчанки?

— Я еще ни с одной не разговаривал.

— Вас смущает их чадра? Они с удовольствием ее сбрасывают. Все делается очень просто. Вы отправляетесь в какую-нибудь еврейскую лавку. Скажем, к антиквару, чтобы купить на память сарацинский кинжал. Скорее всего кинжал этот вовсе и не из Дамаска, а сделан в Венеции или в Дубровнике. И тут входит дама в чадре. Хозяин исчезает. Вы обращаетесь к даме, и по ее глазам вам сразу станет понятно — понравились ли вы ей. Тут появится хозяин и укажет на ковер, прикрывающий стену, отвернет его, и за ним вы увидите стеклянную дверь. Дама проследует в эту дверь, вы — за ней, подниметесь по винтовой деревянной лестнице, таинственно поскрипывающей. Наверху будут двери с цветными стеклами. За ними дама откинет чадру, и вы будете ослеплены ее красотой. Она обратится к вам по-хорватски, по-гречески или по-грузински. В последнее время в Стамбуле появилось много полячек. Возможно, вы и не поймете ее, но тут она скинет и прочие покровы.