Борис Камов - Мальчишка-командир

Загадочность речи и медлительность детины, когда уже начался бой, не понравились Голикову.

— Я должен передать ваш ответ, — сказал он и помчался обратно.

Дорога пролегала мимо хлебного поля; затем вдоль проселка потянулась молоденькая кукуруза, а там оставалось проскочить лес — наверное, самую неприятную часть пути. За лесом начинался луг, где стояли наши.

В лесу Аркадий был насторожен и собран. Здесь легко могли подстрелить или, натянув веревку, выбить из седла. Когда же Голиков благополучно проехал заросли, слева, из-за холма, послышался торопливый стук копыт (Аркадий машинально выхватил маузер), и появился всадник. Это был командир батальона.

— Голиков, хорошо, что я вас встретил! — обрадовался комбат. — Летите вон туда, на Моховой холм. Передайте командиру батареи, чтобы открыл ураганный огонь по Горлевке.

— Но в Горлевке наш сводный отряд. Я только оттуда.

— Курсант Голиков, выполняйте приказ! — крикнул командир, и взмыленный его конь рванул с места.

Голиков, недоумевая, повернул в сторону Мохового холма. «Неужели григорьевцы успели занять Горлевку? Куда же делся сводный отряд? Неужто сразу перебили?»

Через четверть часа Голиков взлетел на Моховой холм. Отсюда отлично просматривалась Горлевка. И никакого боя с белыми Аркадий не увидел. Наоборот, он отчетливо разглядел, что конница двинулась. Только не по дороге, а почему-то полем.

«Комбат что-то перепутал, — обрадовался Голиков, — нельзя стрелять по своим».

Батарея полузакопанных пушек стояла под акациями. Заметив Голикова, к нему кинулся батарейный командир — малый лет тридцати пяти с пышными усами.

— Давай пакет! Почему провода оборваны? — закричал он.

Но Голиков еще не решил для себя, что сказать.

«Я же ответил комбату, что там сводный, а он отмахнулся. Значит, он меня услышал. И напомнил, что приказы в бою не обсуждаются!»

Голиков побледнел, язык сразу стал сухим:

— Приказано: ураганный огонь по Горлевке.

Ухнула одна пушка, за ней другая. С холма было видно, как на окраине села взметнулся столб дыма и пыли.

...К вечеру, когда закончился бой, стало известно: сводный отряд давно принял решение переметнуться к изменникам, но по приказу самого Григорьева это держалось в строгой тайне, чтобы в решительную минуту ударить в спину красным. Обнаружилось предательство в последнюю секунду. И не открой батарея огонь по Горлевке, нашим было бы не устоять...

Через несколько дней Голиков уже ехал в теплушке. Была ночь, все спали, а он сидел возле распахнутой двери, свесив ноги и прислонясь плечом к косяку. Подошвы сапог едва не касались шпал, а мимо вагона проносились копны сена, сады с созревающей вишней и белым наливом, без единого огонька дома. Аркадию не спалось.

В двух вагонах разместилось сорок курсантов. А он был назначен их командиром.

В последнее время на Украине возникло много банд. Они состояли по преимуществу из дезертиров, которые не желали служить ни у белых, ни у красных. Прятались дезертиры в лесу и называли себя «зелеными». Сначала они кормились тем, что приносили украдкой из дома, потом начали подворовывать и отбирать у населения. Не встречая отпора, наглели, стали издеваться над людьми, жечь неизвестно для чего дома, угонять, а то и разбойно, без всякой надобности, резать скот.

Особенно опасной стала банда Битюга. Откуда взялся Битюг, никто сказать не мог, но было известно, что атаман, объявив, себя борцом «за самостийную Украину», был одержим безумной идеей: уничтожить все железные дороги. Тогда, полагал Битюг, никто путей на Украину не найдет.

Битюг проявил немалую изобретательность. Он сгонял к железной дороге крестьян, приказывал им отвинчивать или отламывать на стыках рельсы, припасая для этого специально заготовленные металлические штыри. Затем волы стаскивали под откос сначала рельсы, потом шпалы. Но и этого Битюгу было недостаточно. Он приказывал распахивать и сравнивать с землею насыпь, после чего на участке надолго замирало движение поездов. И пока восстановительные отряды снова нагребали насыпь и укрепляли шпалы, Битюг перегонял людей и волов за тридцать-сорок верст и все начинал сначала.

Обезвредить Битюга и было поручено оперативному отряду Голикова.

Курсанты расположились в селе Озерцы. Оно входило в район действия банды. Днем местные жители были сдержанны, проявляли полное безразличие к отряду красных, а с наступлением темноты то один, то другой крестьянин, пряча лицо в воротник пальто или шинели, приходил тайком в дом, где квартировал Голиков, благо хозяева перебрались на время к детям, в другую избу. Крестьяне жаловались на бандитов: у кого Битюг забрал хлеб, у кого — корову, а кому велел тут же заколоть и зажарить на вертеле десятипудовую свинью.

— А как же без коровы? — сетовали ночные посетители. — Как же прожить без кабанчика, что исты зимой, если не будет ни соленого мяса, ни сала?

— Где же прячется ваш Битюг? — добивался Голиков.

— Да кто же его знает? — сникая, отвечали ему.

— Ну хоть покажите рукой, в которой стороне?

— Он с разных приходит сторон.

Отчасти это была правда. Бандитские гнезда были везде. Недавно произошел случай. Голиков с отрядом прочесывали местность, остановились на привал. Левка Демченко закинул за плечи карабин и отправился знакомиться с окрестностями. Прошел, наверное, с полверсты, видит: хутор. Подошел поближе, спрятался за дерево: нет ли чего подозрительного? Появилась из дома старуха вида самого неприятного и ласковым голосом произнесла:

— Чего, солдатик, прячешься? Заходи в горницу. Закуси чем бог послал.

Оставил Левка свое укрытие, направился в дом, только до горницы не дошел — в сенях старуха втолкнула его в открытую дверь чулана и заперла на засов. И пропал бы Левка, да спасла его находчивость. Двери он заложил мешками с мукой: стреляй — не пробьешь. Отыскал в том же чулане крошечное вентиляционное окно, выставил в него дуло винтовки и начал палить. Прибежали курсанты и выручили товарища.

Но где же Битюг? Этого местные крестьяне либо не знали, либо опасались сообщать. Сам Битюг затаился. Голиков рассылал разведчиков днем и ночью. Группы по два-три человека расходились по оврагам, расползались по хлебам, шныряли по рощам. А результат был самый ничтожный. Бандиты не выходили из леса, не появлялись в деревнях. Даже перестали разорять железнодорожные пути. Тогда в разведку Голиков отправился сам. С ним вызвались Яшка Оксюз и Левка Демченко.

Уже взошло солнце, когда разведчики остановились передохнуть на поляне. Они напились воды из ручья. Осмотрелись. Кругом глушь. Огромный кряжистый дуб широко раскидал корявые ветви во все стороны. Вывороченная с корнем вековая липа уперлась верхушкой в стоящие рядом деревья и образовала причудливые ворота. Кругом валялись догнивающие стволы и сучья. Дикие пчелы, которых так много на Волыни, с жужжанием вылетали из гнилого дупла. С соседнего болота доносилось кваканье лягушек.