Эдвард Резерфорд - Русское

Право это чрезвычайно раздражало мелкое дворянство – представителей сословия служилых людей, владетелей скромных поместий, вечно нуждавшихся в деньгах и существовавших впроголодь, которые не могли предложить крестьянам условий выгодней тех, что они могли получить на церковных или боярских землях.

Незавидно было положение служилого люда, однако многочисленность этого сословия превращала его в грозную силу. Они поддерживали порядок, им было по плечу в случае необходимости быстро собрать войско со всех концов необъятной – и неповоротливой – страны. То был типичный образец, по сути своей, феодального государства.

Во время восстания 1648 года, стремительно теряя контроль над Москвой, Алексей Михайлович со всей ясностью осознал, насколько важно заручиться поддержкой служилого люда. И ему это с блеском удалось.

В 1649 году вступил в силу новый свод законов, известный как Соборное уложение. Среди прочего в нем отменялось многовековое право «выхода» на Юрьев день, упразднялся срок давности на возвращение хозяину беглых крестьян и значительно ограничивалось право на передвижение для низших городских классов.

Для большинства крестьян Грязного все эти новшества были не более чем пустой звук и никак не меняли их обычного жизненного уклада. Они приняли известие о новом законе, который, разумеется, никому не пришло в голову им растолковать, равнодушно пожав плечами.

Но не Марьюшка. Острый природный ум подсказал ей, к чему все это. Ей быстро стало ясно, что теперь ничто не мешает господину относиться к крестьянам как к некой разновидности движимого имущества.

И она была права. Как покажет история, великое Соборное уложение без лишнего шума проторило дорогу полному и окончательному закрепощению русских крестьян. Более двух столетий большинство жителей страны будут рождаться бесправными рабами.

– Понимаешь, что это значит? – спрашивала Марьюшка. – Твой друг Бобров владеет мной как холопкой, как рабой. Может даже продать меня, ежели пожелает. А если я убегу, имеет право притащить меня назад в любое время, пока я жива.

Усмехнувшись, Марьюшка с горечью продолжала:

– Вы, казаки, бунтуете против польской власти, а сами хотите к нам. Уж не лучше ли вам было бы податься к султану…

Увы, эта мысль приходила уже и Андрею.

– Мы православные люди.

Разумеется, это был неоспоримый аргумент. Андрей старался в это верить.

Затем, словно ответ на его сомнения, наступило Вербное воскресенье.

Небо в то утро было облачным, но тонкую пленку серых облаков то там, то тут прорезали окаймленные золотом и серебром трещины, сквозь которые неудержимо проглядывала скрытая ими яркая весенняя лазурь.

Никита предложил Андрею составить ему компанию, а потому этим утром они вместе направлялись к Кремлю. Марьюшка с матерью почтительно следовали за ними. Однако толпа на Красной площади оказалась столь плотной, что им пришлось некоторое время подождать. Андрей украдкой взглянул на пожилую женщину, а затем на Никиту: не догадываются ли они об их отношениях с Марьюшкой? Вероятно, нет.

Церемония, свершавшаяся в праздник Вербного воскресенья и символизировавшая вход Господа в Иерусалим, поистине поражала воображение.

Из Успенского собора начался крестный ход. Длинную процессию возглавляли представители духовенства, в числе которых шествовал патриарх. Далее разворачивалось царское шествие, где в сопровождении бояр, окольничих и прочих придворных чинов шествовал сам царь. То было торжественное, великолепное, завораживающее зрелище – процессия самых почитаемых и влиятельных людей страны: священнослужителей в парадных облачениях, бояр, облекшихся по случаю великого праздника в лучшие одежды – высокие горлатные шапки, шубы на собольем и лисьем меху, под которыми виднелись расшитые кафтаны…

Царь и патриарх в сопровождении высших чинов вступили в придел Входа в Иерусалим Покровского собора, откуда затем направились к нарядно убранному Лобному месту, где уже ожидал «осля» – конь под богатой попоной и водруженная на специальные вербные сани, украшенная искусно сделанными цветами, изюмом, финиками и яблоками и грушами верба, под которой было устроено место для певчих. Взойдя на Лобное место, патриарх, благословив почтительно склонившего голову государя, вручил ему ветки вербы. Затем патриарх воссел на «осля», которого скромно повел в поводу сам царь в большом царском наряде, а по обеим сторонам процессии через площадь были выстроены грозные стрельцы, в тот миг смиренно опустившиеся на колени и склонившиеся до самой земли. Когда шествие вступило в ворота Кремля, раздался колокольный звон, не прекращавшийся до тех пор, пока процессия не вошла в Успенский собор.

«Таким, – думал Андрей, – именно таким и должно быть государство: земля, которой монарх и церковь правят в тесном содружестве! Государь благочестивейший, самодержавнейший – так здесь его величают». Не этому ли он сейчас стал свидетелем?

«Да, – пришло в голову Андрею, – я подлинно видел святую Русь».

То был для него памятный день.

И этот же день ознаменовал окончание его романа. Не то чтобы он сознательно решил прекратить встречи с Марьюшкой, но, когда вечером того же дня он вновь увидел ее у Боброва, на ее предложение прийти к нему завтра лишь покачал головой:

– Не на Страстной седмице.

Он действительно не чувствовал никакого желания творить грех в дни Страстной недели и был удивлен, что даже ей, с ее независимым и бунтарским нравом, могла прийти такая мысль. Однако она ничего не сказала ему в ответ на отказ, лишь, по своему обыкновению, пожала плечами, на сей раз слегка печально.

Святая неделя прошла тихо. Чувствуя вину за прошлые грехи, Андрей постился истово.

В один из дней Бурляй и другие казаки позвали его прогуляться в расположенное неподалеку село Коломенское – полюбоваться деревянным летним дворцом царя, живописно расположенным на берегу реки Москвы. Мирный вид этот и царившая здесь тишина как нельзя лучше подходили к настроению Андрея.

В Москву Андрей вернулся бодрым и посвежевшим.

Окончилась Страстная, и пасхальной ночью Андрей, вместе, кажется, со всей Москвой, отправился к Кремлю. Наутро после торжественного и поистине прекрасного пасхального богослужения молодой казак, испытывая одновременно небывалый душевный подъем и легкую слабость в коленях, имел честь присутствовать в Кремле при церемонии пасхального приветствия, когда сам государь одаривал крашеными яйцами приближенных и гостей.

После он отправился к Никите Боброву, пригласившему Андрея отпраздновать с ним и его друзьями Христово Воскресение и окончание поста. Это был радостный день. После недели строгого поста казак с удовольствием отдал должное изобилию всевозможной снеди, которую наготовили и подносили к столу Марьюшка и ее мать, обе слегка бледные после ночного бдения.