Эдвард Резерфорд - Русское

Несколько мгновений друзья напряженно молчали, затем Никита рассмеялся:

– Ну да ладно, дорогой мой казак, оставим это. Я с радостью приглашаю тебя навестить мое скромное имение и уже распорядился, чтобы тебя провели в мой дом и обходились как с дорогим гостем. Лишь жалею, что не имею возможности сопроводить тебя лично. – Никита помедлил и после паузы продолжал, лукаво взглянув на Андрея: – Да, между прочим: я вполне доверяю тебе и знаю, что никого из моих людей ты не станешь сбивать с пути и соблазнять… вашей казачьей вольницей.

Итак, Бобров все знал. Андрей, сконфузившись, опустил глаза. Впрочем, расстались они как ни в чем не бывало.

«Никогда с ними не разберешь, кто что знает, а кто что нет», – думал казак, покидая дом друга.

Русское.

Андрей уверял себя, что получил от этой поездки все, чего желал.

Весна уже пришла в маленький городок с монастырем. Деревья внезапно расступились, и за ними открылась вереница широких полей, чернеющих влажной почвой, на волнистой поверхности которой, как и на окрестных землях, кое-где еще сохранялись клочки сероватого снега. Речка освободилась ото льда не полностью: в центре ничто уже не сдерживало ее течения, по берегам же еще стоял лед – и женщины, стирающие белье под стенами монастыря, по-прежнему использовали для этого зимние проруби.

На деревьях, впрочем, не дожидаясь, когда на земле под ними окончательно растает смерзшийся в ледяную корку последний снег, под ярким, словно фарфоровым, голубым небом уже распускались первые зеленые листочки. Загоны для скота, еще не просохшие после зимы, были полны жидкой грязью.

Это было странное путешествие. Марьюшка с мужем ехали на телеге, Андрей верхом. Несмотря на окружающую распутицу, дорога оказалась сносной, и продвигались они довольно быстро, иногда останавливаясь для отдыха во встречавшихся на пути деревнях. Иван, хоть и имел вид довольно угрюмый, пытался быть любезным с казаком, однако Андрей не желал вступать с ним в беседы. Не заговаривал он и с Марьюшкой, а потому не удивился, услыхав, как однажды Иван проворчал, обращаясь к жене:

– Фу-ты, какой важный!

Иногда Андрей далеко обгонял телегу, иногда, наоборот, ехал шагом позади, глядя на их затылки. Марьюшка сидела прямо, и голова ее была неподвижна; голова ее мужа постоянно кивала в такт движению, словно он с чем-то соглашался или клевал носом, проваливаясь в дрему. Но чаще всего Андрей шел рядом пешком, ведя коня в поводу и украдкой разглядывая Марьюшку, на лице которой застыло скучное выражение и которая всю дорогу упорно смотрела прямо перед собой. Как она была бледна.

Но дважды, когда ее муж уводил коней, чтобы напоить у ближайшего ручья, Марьюшка внезапно бросалась к нему в объятия и горячо шептала:

– Скорее… Мы успеем…

И они стремительно сплетались друг с другом в этом влажном и прохладном лесном сумраке, чтобы уже через несколько минут вновь вернуться на прежние места на почтительном расстоянии друг от друга.

Когда они прибыли в Русское, Андрей устроился в доме Боброва, расположенном неподалеку от церкви. Управляющий, проводив его, вернулся в Грязное.

Когда они подъезжали, Андрей услыхал слова Марьюшки, сказанные мужу вполголоса:

– И что теперь? Мне обслуживать этого проклятущего казака?

– Делай, что сказано, – грубо оборвал ее муж. – Господин сказал «ухаживать за ним как за гостем», значит так и будет. Да он уедет через пару дней, – прибавил он уже мягче, видимо желая ободрить жену.

Марьюшка с угрюмым видом обещала сделать как велено.

Два дня, проведенные в Русском, запомнились Андрею надолго. В первый раз он отправился в Грязное, куда управляющий услужливо согласился его проводить. Это было небольшое поселение, каких много встречалось им по пути. Андрею хотелось узнать, не осталось ли здесь его родственников? Когда казаку уже начало казаться, что ему не суждено найти никого, кто знал бы его деда, одна старуха вдруг припомнила, что слыхала о молодом человеке, ушедшем в Дикое поле за несколько лет до ее рождения. Тех, кто рассказывал об этом, давно нет на свете, но наследник той семьи по-прежнему живет на окраине селения. Поиски привели Андрея к приземистой хате, где его встретили коренастый молодой мужчина с приятным лицом и шапкой курчавых черных волос и его четверо ребятишек. Узнав, кто он, и услышав его историю, его тепло приветствовали и пригласили в дом. Пока семья вновь обретенного родственника с восхищением разглядывала гостя, одетого в богатый и непривычный костюм, Андрей, беседуя с ними, узнал, что состоит в разной степени родства с половиной местных жителей, включая мать Марьюшки.

– И у тебя есть собственный дом? И земля? – с изумлением расспрашивал его хозяин.

Андрею было почти неловко признаваться в этом, видя на лице мужчины выражение беззлобной зависти.

Еще больше удовольствия доставило ему посещение монастыря. Здесь все еще писали иконы, но теперь все больше подражая работам мастеров других иконописных школ.

– А вот, гляди, – говорил монах, с гордостью показывая ему прекрасной работы миниатюрную икону, сияющую золотом и яркими, чистыми цветами, – этот лик Божией Матери написан, как писали образа у Строгановых. А вот этот образ, – указал он на большую икону Христа Вседержителя, – писан, как ныне принято при Оружейной палате. Самому царю в дар.

Андрей поблагодарил монахов за доброту и, пожертвовав на благие дела, возвратился в Русское.

Тяжкими выдались для Андрея последние часы с Марьюшкой. Сперва он боялся разоблачения. Боялся не за себя – он казак и воин, в конце концов. Но ее, так казалось Андрею, порывистость и беспокойный нрав того и гляди доведут до беды.

Но Марьюшка была хитра. Она успела брюзгливо нажаловаться всем соседям и доброй половине городка, как не по душе ей обихаживать этого казака. Пока его не было в доме она нарочно напоказ сновала туда-сюда, с явным раздражением хлопоча по хозяйству, и даже ухитрилась создать видимость, будто старается исчезнуть из дома, стоит ему только вернуться. Но ранним утром она тихонько пробиралась к нему в постель и уже четырежды ухитрилась, улучив момент, когда никто не мог их увидеть, склонить его к страстным мимолетным объятиям днем.

Но несколько раз она, подойдя к нему, только шептала:

– Увези меня с собой.

Это было невозможно.

– У тебя есть муж, – напоминал Андрей.

– Ненавижу его.

– Я собираюсь в военный поход.

Так ли она была привязана к нему или просто хотела убежать? Он не знал. Да и не хотел знать. Поскольку, даже если бы он и мог бы взять ее с собой, он не хотел этого – она была ему не нужна.

Но Марьюшка не сдавалась. Она упрашивала его, потом ненадолго оставляла попытки, потом принималась ласково упрашивать снова: