Эдвард Резерфорд - Русское

С Никитой все было кончено, его карьера завершилась. Как ему следовало поступить? Как отстоять интересы семьи, что делать с Прокопием?

Прокопий был приятным юношей. Очень походил на отца: тот же широкий лоб, темные волосы; отличала его пылкость натуры – возможно, даже чрезмерная. Однако его заразительный энтузиазм придавал ему особое обаяние. Было бы трагедией, если пятно на репутации семьи помешает ему сделать успешную карьеру.

К большому удивлению Никиты, выход нашла Евдокия.

– От царевны Софьи нам ждать нечего, – заявила она. – Так что остается делать ставку на следующее царствование. Прокопия нужно отправить к мальчишке. Пусть послужит Петру.

Петр? Разве было хоть что-то известно об этом мальчике? Позволят ли ему когда-нибудь прийти к власти Софья и вечно плетущие заговоры Милославские?

– Он наш единственный шанс, – повторила Евдокия. – Поручи это дело мне.

И к вящему удивлению Никиты, она добилась встречи с матерью мальчика-царя и вернулась с приглашением для Никиты нанести визит юному Петру.

Ехать ему пришлось не в Кремль, а в маленькую деревушку за пределами столицы, называвшуюся Преображенское.

Два месяца спустя, когда уже начали опадать листья, Никита Бобров и Евдокия приехали в Русское.

Прокопия удачно пристроили в семейство Петра. В Москве Никита никому нужен не был. Потому он решил объехать свои поместья.

Он обнаружил, что его дом в городе требует ремонта, и тут же послал за людьми. Посетил монастырь и оставил монахам денег на поминовение отца. Провел тщательную проверку в Грязном. И Евдокия, по своему обыкновению, тоже внимательно все осмотрела. Тут-то она и нашла, по ее выражению, «подходящего человека», чтобы выполнить плотницкую работу, которая требовалась в доме.

– Он иконописец, – объяснила она, – но к тому же и замечательный плотник. Никита, ты должен познакомиться с ним. Его зовут Даниил. А жена его просто сокровище.

Никита встретился с ними. Мужик был настоящим великаном, а женщина оказалась вовсе неинтересной. Однако Евдокия то и дело заводила о них речь. И через несколько недель они, казалось, стали для нее светом в окошке. Сам же Никита не мог понять, что она в них нашла.

Молчание – полагают некоторые – наделяет человека силой. Казалось, что с Даниилом дело обстояло именно так. Говорил он мало и вовсе не требовал к себе особого уважения, но жители Русского смотрели на него снизу вверх.

И не то чтобы они его знали. Даже теперь, по прошествии семи лет, он по-прежнему оставался загадкой. Но, подобно могучему старому дубу в лесу, одним своим присутствием он внушал чувство постоянства, утешительной надежности, которая, казалось, исходила от самой земли.

Он и внешне был чистый лесовик, с любовью думала его жена. В зимние месяцы он заворачивался в толстый темный тулуп, доходивший до щиколоток и напоминавший монашеское платье. На голову надевал высокую островерхую шапку, отороченную мехом, так что его жена, глядя на старую сторожевую башню с высокой шатровой крышей, бывало говаривала: «Что ж, теперь в Русском две башни».

А порой, величественно шагнув из снежного вихря, он казался неким древним божеством, пришедшим из бескрайнего лесного сумрака.

В его присутствии ей всегда было спокойно. Она знала своего мужа как никто другой, и уж ей-то было ведомо, какой великой мудрости полно сердце этого угрюмого молчуна-лесовика. Когда они спали вместе, она ощущала не только полное умиротворение, но и уверенность, что он, как все воистину простые души, причастен вечной жизни.

Однако о прошлом его она не ведала ничего. Кроме того, что по каким-то причинам он никогда не был женат, но, благодарение Богу, изменил свое решение.

Не укрылось от нее также, что порой, когда рядом не было чужих, Даниила снедала глубокая тоска.

Когда он пришел в Русское, у него не было намерений жениться. «Я недостоин, – говорил он себе. – Как я могу просить кого-то разделить со мной жизнь, если сам терзаюсь сомнениями и погряз в грехе?» Он и не остался бы здесь надолго, если бы не Сила.

И дело было не только в том, что Сила творил крестное знамение двумя перстами. Казалось, священник, сам того не ведая, проник в его мятущуюся душу.

– Помни, – тихо увещевал он, – земля – юдоль скорбей, но отчаяние – смертный грех. Чем больше ты страдаешь в этом мире, тем больше призван сорадоваться с воскресшим Господом.

И постепенно в деревянной церковке, глядя на простых селян, согретый тем особым духовным теплом, что так отличает русскую церковь, Даниил обнаружил в первый раз за многие годы, что его не тянет снова в дорогу. «Сколько бы я ни странствовал, всюду одно и то же», – размышлял он. И в конце концов, чего еще желать, как не тепла маленькой деревенской общины, затерянной на бескрайней Русской равнине, где прихожане собираются вместе, чтобы в своей простоте предстать пред Господом?

В один из воскресных дней, после его двухлетнего пребывания в этих местах, к нему тихонько подошел старый Сила и сказал:

– Думаю, пришло время тебе жениться.

Несмотря на все почтение к священнику, Даниилу очень захотелось ему возразить.

– Я слишком стар, ведь мне уже за пятьдесят. И я недостоин.

Но Сила был тверд:

– Пустое говоришь. Не тебе решать, достоин ты или нет.

– Но… Я не думал. На ком же мне жениться? Да и кто за меня пойдет?

Сила улыбнулся:

– Если это, как я верю, Божья воля, Господь укажет. – И, заметив, что Даниил совершенно смутился, продолжил: – Тебе следует жениться на той, что красива – не перед людьми, но перед Богом. Через которую Господь воистину прославляется. – Он вновь улыбнулся. – Господь укажет.

Ту неделю и следующую Даниил раздумывал над этим. Его охватила неуверенность – и в то же время легкое возбуждение. Он перебрал в мыслях всех женщин в Русском и Грязном, но так и не нашел ответа.

Это случилось на третье воскресенье, когда он стоял в маленькой деревянной церкви в Грязном: внезапно он понял, что его внимание приковано к одному человеку… одной. Что же такого в ней было, что глаз с нее не сводил? Голос – у нее был голос необыкновенной красоты. И внезапно, всматриваясь в ее бледное некрасивое лицо с неприглядной бородавкой, которое могло бы показаться почти безобразным, если бы не чудесное, вдохновенное и сосредоточенное выражение, Даниил понял, что имел в виду священник.

Сразу после службы он поговорил с ее дядей и бабкой.

Так и получилось, к удивлению старой Елены, что в возрасте двадцати пяти лет, а это было неслыханно поздно, Арина вышла замуж за Даниила.

В день свадьбы Елена торжественно вручила своей внучке золотой браслет с большим аметистом. Откуда он – она так и не сказала. Затем вместе с остальными домочадцами она проводила Арину в маленький дом Даниила в Русском.