Эдвард Резерфорд - Русское

Но видимо, кому-то он не пришелся ко двору. После смерти старого настоятеля в монастырь нагрянуло священноначалие с проверкой. Увиденное их насторожило, выборы нового настоятеля отменили, и монахи, к своему великому огорчению, получили начальника из Владимира.

Он прибыл в начале мая. Уже через две недели сельцо Грязное вызвало у него какие-то сильные подозрения. Недели не прошло, как в монастырь приехали два человека и некоторое время беседовали с настоятелем наедине.

Как тепло всегда казалось Марьюшке в церкви!

Это было простое деревянное строение с небольшой восьмиугольной колокольней в центре. Деревянная лестница вела на крытое крыльцо у западных дверей, внизу, в подклети, стояла печка, у которой они грелись в зимние морозы.

Внутри церкви помещение было высоким и светлым, хотя колокольню скрывал деревянный потолок. Солнечные лучи проникали в открытые окна. Небольшой иконостас состоял из четырех рядов, и верхний пророческий чин был так высок, что устанавливали его, уж конечно, не люди, а ангелы небесные. Все иконы были писаны местными мастерами, некоторые весьма грубо; но в целом красноватые непропорциональные фигуры выглядели очень благожелательно.

Был теплый вечер раннего лета. Солнце мягко освещало лики святых около Царских врат. В наступающем сумраке перед потемневшими иконами горели свечи.

Все жители деревни собрались в храме, они молча стояли, а пылинки плясали в потоках солнечного света у них над головой. Порой, когда все собирались на молитву – длиннобородые мужики, бабы в наглухо повязанных платках, – ей казалось, что они словно бы существуют вне времени, их присутствие здесь было и предвестием, и одновременно воспоминанием, чем-то неуловимым, призрачным.

Это была ее семья: люди, с которыми, по воле Божьей, ей суждено жить до самой смерти. И потому она принадлежала им, а они ей в этом тихом и теплом единстве маленькой церкви.

Ее отец вел службу. Ей было девять годков, а он был патриарх, непреклонный и вечный, как пророк с иконостаса. Однажды он умрет, как помер поп Сила. И все же останется. И никогда ее не бросит. Она стояла рядом с матерью, певшей ответы на его возгласы. Как красиво и одновременно печально звучал ее голос!

Началась ектенья, и тут Марьюшка заметила двух незнакомцев, тихо вошедших в маленькую церковь. Другие головы тоже повернулись.

Она видела, как они поклонились и перекрестились двумя перстами, прежде чем почтительно стать сзади.

Отец тоже посмотрел на них. Она заметила: он на минуту замешкался, перед тем как начать молитву. Вскинул ввысь глаза, словно ища подсказки, и затем торжественно продолжил.

Она старалась сосредоточиться, пока он читал молитвы. Но не могла удержаться, чтобы не обернуться и не посмотреть, что делают чужаки. Казалось, ничего особенного.

Молился ли Даниил пламеннее, чем обычно? Слышалась ли этим тихим летним вечером какая-то особенная печаль и теплота в пении матери?

Когда Даниил поднял руку для последнего благословения, незнакомцы выступили вперед.

– Прекратить! – выкрикнул один.

– Здесь на царя и Церковь хула кладется, – объявил другой.

Медленно и спокойно Даниил закончил благословение. Затем, посмотрев на них сверху вниз, спросил:

– Что вам?

– Да ты, поп, двумя перстами крестишься, – выкрикнул первый.

Даниил ничего не ответил.

– Почто за государя российского, благочестивейшего царя Петра не молитесь? – рявкнул другой.

Даниил снова не обронил ни слова.

«Как же тятенька хорош! – думала Марьюшка. – Воистину, ровно сам Илия».

Никто из прихожан не шелохнулся.

– Ты пойдешь с нами, – сказал незнакомец Даниилу.

– Я останусь здесь.

Пришлые оглянулись и увидели с дюжину молчаливых бородатых мужиков. И поняли, что, возможно, на сей раз поп и прав.

– Посмотрим, как вы поспорите с царскими солдатами, – сказали они. – Уж они заставят вас молиться за царя.

Даниил медленно покачал головой.

– Царь и есть Антихрист, – просто сказал он.

Чужаки задохнулись от возмущения:

– Ты смеешь такое говорить?

Даниил твердо посмотрел на них. Слово сказано. Рано или поздно, а это должно было случиться. Выбора у него не было.

Он молча смотрел на них.

– Кончать бы с ними, отец? – подал голос молодой человек, стоявший в задних рядах. – Утопим – и аминь.

Даниил перевел на него взгляд.

– Бог да простит тебе грешные мысли, – тихо сказал он. – Пусть уходят с миром.

Соглядатаи поспешили убраться, а Марьюшка чувствовала, как людей охватывает ужас. Все смотрели на Даниила и ждали, что он велит.

– Детушки мои, – произнес он, – молимся и чаем избавления. Но бодрствуйте. Время испытаний близко.

Через час он написал письмо, которое, как было условлено, управляющий отвезет в Москву.

Никита Бобров был вне себя. Новости, которые принес этот несчастный, были из рук вон плохи. Но письмо!.. В страшном сне такое не приснится. Его трясло от ярости.

– Да что ж теперь с нами, с Бобровыми, будет-то? – орал он. И тут впервые за много лет перед его мысленным взором всплыло умное, насмешливое лицо Петра Толстого. – Так это ты, старый черт, – буйствовал Никита в пустой комнате, – надеешься второй раз увидеть мое унижение!

Дело было в том, что молодой управляющий струсил. Хотя он и сочувствовал раскольникам, но сделан был из другого теста, чем Даниил и его друзья. Да и в общине он не состоял. Когда явились два соглядатая, он насмерть перепугался, хотел было удариться в бега, но понял, что это невозможно.

Он как раз ломал голову, как бы ему исчезнуть отсюда, когда к нему со своим письмом пришел Даниил.

– Возьми – и отвези боярыне Евдокии, – велел старик. – Ты управляющий. Никто не станет тебя задерживать, да смотри не мешкай.

Второй раз повторять не пришлось. Задолго до того, как стемнело, он уже скакал к столице. Но когда он доберется туда, что ему следует сказать? Как поступить?

Первым делом гонец вскрыл письмо. Он проделал это очень аккуратно, внимательно прочел и снова запечатал. Его догадки подтвердились. Даниил кратко обрисовал Евдокии ситуацию, просил помочь, если это в ее силах, а если же нет, то покончить со всем, открыто исповедав их общую веру.

«И я… и меня с ними заодно потянут», – мрачно думал управляющий. – Хоть и важная птица наша боярыня, но эти-то… эти до всего дознаются: сама на плаху пойдет, и я вместе с ней».

Оставался лишь один выход. Отдать письмо в руки Никите.

«Может, старый Бобров делу пособит, – размышлял управляющий. – В любом случае только у него и можно найти защиту».

Так и вышло, что растерянный слуга, явившись в дом, отдал письмо Никите.

Не было ничего удивительного, что Никита вышел из себя.

– Какой бес в тебя вселился? – кричал он на жену. – Никто из знатных людей не интересуется этими проклятыми еретиками вот уже лет двадцать.