Эдвард Резерфорд - Русское

Для Боброва не было большей радости, чем проплыть на корабле с запада по длинному широкому Финскому заливу, пройти мимо буев в узкий канал вокруг острова и оказаться в устье реки, которое лежало перед ним, словно огромная тихая лагуна.

Разве во всей Северной Европе можно было найти вид красивее? В середину водного потока врезалась Стрелка, мыс на восточной оконечности острова, с домами и складами, похожими на миниатюрные классические храмы. Слева, на северной стороне, виднелась старая Петропавловская крепость, стоявшая на отдельном островке. Теперь там возвышался великолепный собор, построенный Трезини и украшенный Растрелли. Его шпиль, подобный золотой игле, поблескивал, вздымаясь на немыслимую высоту и словно соединяя линию города, раскинувшегося внизу у воды, с бескрайним открытым небом.

А справа, на южном берегу, виднелись здания петровского Адмиралтейства, барочные и классические фасады Зимнего дворца и Эрмитажа. Каким спокойным, безмятежным казался город: далекие, оштукатуренные фасады, выкрашенные в желтые, розовые и коричневые цвета, мягко оттеняли широкие серые воды.

«Идеальный город, – порой вздыхал Бобров, – который может быть и мужественным, и женственным».

Град Петра: он сам распланировал его. И словно для того, чтобы напомнить о военном и морском происхождении Северной столицы, три широких проспекта – самым большим из которых был знаменитый Невский, – расходившиеся от центральной точки южного берега, вели не к дворцу, а к Адмиралтейству. Но топография города, его мягкие линии внушали мысли о женском начале. Удивительно, что со времени смерти Петра городом правили почти исключительно женщины.

Вначале вдова Петра, затем его племянница, императрица Анна, потом двадцатилетняя дочь Петра Елизавета. Все наследники мужского пола либо умирали, либо были низложены в течение каких-нибудь месяцев.

Родился Бобров еще во времена правления императрицы Елизаветы. Он вспоминал ту эпоху с улыбкой: годы пышности и расточительности. Говорили, что у императрицы было пятнадцать тысяч платьев и что даже ее французская модистка перестала давать ей в долг! И все же у нее был талант: она построила Зимний дворец; в числе ее многочисленных любовников были такие выдающиеся люди, как Шувалов, основавший Московский университет, или страстный любитель музыки Разумовский – люди, чьи имена не только возвестили наступление великой эпохи в России, но и могли бы украсить и европейскую культуру. Санкт-Петербург стал космополитичным городом, теперь здесь брали пример с блистательного французского двора.

А затем наступил нынешний «золотой век».

Санкт-Петербург: город Екатерины. Кто бы мог подумать, что никому не известная принцесса из маленького немецкого княжества станет единовластной правительницей России? Она прибыла в страну в качестве милой безобидной женушки Петра, наследника престола и племянника Елизаветы, такой и осталась бы ее роль, если бы муж не оказался столь неуравновешенным. Хотя он и был внуком Петра Великого, молодой человек вырос немцем до мозга костей. Его кумиром был король Пруссии Фридрих Великий. Он обожал муштровать солдат. Ненавидел Россию и не скрывал этого. А к своей бедной многострадальной жене и вовсе не проявлял ни малейшего интереса.

Что за поразительный контраст они составляли: неистовый юнец и тихая вдумчивая молодая женщина; наследник, который ненавидел доставшееся наследство, и иностранная принцесса, принявшая православие и охотно выучившая русский. Хотя она родила наследника престола, Петр вскоре окончательно охладел к ней, завел любовницу и, в сущности, толкнул свою жену искать утешения на стороне. Неужели он не понимал, что творит? Бобров был склонен думать, что дело обстояло именно так. Как бы то ни было, когда этот непонятный и неприятный молодой человек, оказавшийся на русском троне, был свергнут и убит гвардейцами, которых возглавил любовник Екатерины, – как и очень многие, Александр Бобров вздохнул с облегчением.

И кто же должен был сменить это чудовище? Кто подходил для этого лучше, чем его популярная молодая жена, мать наследника, влюбленная во все русское. Так, благодаря счастливому повороту судьбы, началось славное правление Екатерины II.

Екатерина Великая. Достойная преемница Ивана Грозного и Петра Великого, чье дело она завершила. Россия сбрасывала последние оковы. На западе она уже отвоевала оставшуюся часть Белоруссии у ослабевшей Польши. На юге был разбит турецкий флот. И когда Екатерина заставила крымского хана отречься от престола и присоединила его земли к империи, древняя угроза со стороны татарской степи наконец была устранена. На востоке Россия теперь владела всей Евразийской степью до самого Тихого океана. Утвердившись на Каспийском море, русские войска дошли до пустынь Азии и границы древней Персии. И только в прошлом году Бобров услышал, что русская колония основана за Беринговым проливом на побережье Аляски. Возможно, скоро и земли на западе Америки станут русскими.

Екатерина лелеяла и более смелые планы, надеясь взять Константинополь, престол Османской империи, – древнюю римскую столицу и колыбель православия! Она хотела основать там родственную империю и даже назвала своего второго внука Константином, намереваясь сделать его правителем Черноморской державы.

Екатерина – реформатор. Как Петр до нее, она хотела превратить Россию в передовое светское государство. Славяне, турки, татары, финны, бесчисленные племена, – отныне все они становились русскими. Она завезла немецких поселенцев для освоения степных земель. В имперском Санкт-Петербурге восемь конфессий пользовались свободой вероисповедания. На захваченных у Польши землях нашлось место даже евреям. К этому времени церковные угодья были изъяты и отошли государству. Малые монастыри закрывались. Возводились многочисленные новые города – во всяком случае, на бумаге. Императрица даже предприняла попытку реформировать устаревшие российские законы и создать сословные представительные органы самоуправления, куда вошли дворяне и купцы.

Екатерина – просветительница. Это был век Просвещения. Екатерина – поборница свободы слова, покровительница философов, которые поют ей хвалу. Сам Вольтер, величайший мыслитель Франции, пишет ей бесконечные письма. Екатерина мудра, Екатерина любвеобильна. Санкт-Петербург с его роскошными дворцами принадлежал ей; каким безмятежным, каким спокойным он казался!

Никто не обращал внимания на молчаливую фигуру в тяжелом пальто, ожидавшую в тени неподалеку от входя в Коллегии. У этого человека был настоящий талант оставаться незамеченным. Ему ничто не мешало войти. Его, без сомнения, встретили бы почтительным поклоном. Однако он этого не желал. Разумеется, он мог отдать письмо слуге, который передал бы его адресату. Но по своим резонам предпочел этого не делать.