Эдвард Резерфорд - Русское

Красивая комната. Голубые стены, оконный витраж со странным романтическим пейзажем – вдалеке горы, а на переднем плане деревья с красными и золотыми плодами. На дальней стене картина Гогена: две обнаженные женщины и таитянский закат за ними.

Однако это был не кабинет. Хотя слева стоял письменный стол, а в центре – шезлонг, в дальнем конце комнаты стояла большая кровать.

А на кровати – его дядя Владимир и Карпенко.

Оба они были обнажены. Владимир, большой, волосатый, лежал спиной к Дмитрию, но ошибки быть не могло. Мощная рука покоилась на плече Михаила. Тот, однако, повернул голову к двери и встретил взгляд Дмитрия.

Они смотрели друг на друга. Затем Карпенко улыбнулся Дмитрию странной, немного виноватой улыбкой, как бы говоря: «Ну, теперь ты все знаешь…»

В полной растерянности Дмитрий неслышно отступил, закрыл дверь, спустился по лестнице в наполненный тишиной холл и вышел на улицу.

Какое-то время он шел к себе домой, не в силах разобраться в собственных чувствах, настолько велики были его потрясение и ужас. И когда он наконец свернул во двор с покрытой пылью яблоней, то, возможно, не без удивления осознал, что должен как-то защитить своего друга. Что же касается дяди Владимира, то он чувствовал, что его, Дмитрия, предали, и при этом он был абсолютно убежден, что Надежду надо навсегда оставить в неведении.

В тот день, похожий на сон, Дмитрий Суворин понял, что в людях есть много такого, чего он не может уразуметь.

Только ближе к вечеру, собравшись наконец с духом, Александр Бобров вошел в суворинский особняк и, к своему удивлению, узнал, что Надежда готова с ним увидеться.

Еще более удивительным было то, что, прежде чем он успел пробормотать тщательно подготовленное извинение, она коснулась пальцем его губ и сказала:

– Забудьте об этом. – Потом взяла его за руку и предложила пройтись по галерее.

Александру показалось, что она недавно плакала, но то ли по этой причине, то ли по какой-то другой в ее поведении было что-то тихое, нежное, чего он никогда раньше не замечал.

Но это было ничто по сравнению с его удивлением и радостью, когда, уже перед его уходом, она повернулась к нему и сказала:

– Ну что ж, Александр, вы отправляетесь на войну. Обещайте вернуться ко мне, ладно? – А потом, подняв голову и глядя на него с легкой улыбкой, добавила: – Может быть, вы хотите поцеловать меня?

И она протянула к нему руки.

Прошел ливень. Земля была влажной, и на солнце от нее шел пар, а Александр сидел в траншее со своими людьми. Перед ними расстилалось огромное польское поле, за ними тянулась череда деревьев.

Скоро должно было начаться.

Александр Бобров оглядел свое подразделение. Тридцать три человека, все, кроме одного, новобранцы, призванные зимой и прошедшие базовую четырехнедельную подготовку. Единственный ветеран, двадцатисемилетний резервист, Александр, его тезка, был назначен исполнять обязанности подпрапорщика.

Их окоп был не очень глубоким. Как только они углубились на два с лишним аршина, капитан, осматривавший передовую линию, нетерпеливо сказал им: «Мы здесь, чтобы сражаться, а не копать».

Этот невысокий и толстый капитан с жесткими седыми бакенбардами и красным лицом был офицером старой закалки, и Боброву порой казалось, что капитан втайне считал войну досадной помехой, отвлекающей серьезных людей от настоящего призвания военных – сидеть в офицерском клубе. Однако этим утром он был оживлен и суетлив.

– Теперь уже недолго, – сказал он им час назад. – Держись, ребята! – А потом исчез.

Александр смотрел на огромное грязное поле перед собой. В полуверсте отсюда оно резко шло под уклон, и далеко на его краю, там, где начинался лес, были видны только верхушки деревьев. Оттуда ли появятся вдруг немецкие каски? Или клубы дыма? Этого Александр не знал. Это было его боевое крещение, он впервые пробовал настоящий вкус войны.

Война. В своей основной задаче русское командование добилось успеха. Мгновенные молниеносные удары летом 1914 года застали врага врасплох. Русские войска, не встречая сопротивления, прокатились через Польшу и врезались в немецкую армию в Восточной Пруссии, вызвав паническое отступление противника. На юго-западном направлении русская армия со стороны Украины устремилась на территории Австро-Венгрии, и только теперь ей помешали прорваться с севера, через Силезию, в Германию и к самому Берлину.

Правда, первоначальный успех был оплачен чрезмерной ценой. Наступление через Польшу не получило должной поддержки. Когда немцы контратаковали, потери были ужасающими. Четверть миллиона человек было убито в ходе августовского наступления с северного направления; к концу 1914 года потери русских, включая военнопленных, достигли поразительной цифры – 1 200 000 человек.

Но Германия сражалась на два фронта. Ее гениальный план провалился. А Российская империя, униженная в двух последних войнах – Крымской и Русско-японской, – показала себя военной силой, с которой надо считаться. К началу 1915 года Германия сосредоточила свои основные усилия против нее. А к марту 1915 года в помощи России так нуждались ее союзники, Франция и Англия, что неохотно согласились с ее условием: по окончании войны в качестве приза ей достанется не что иное, как древний город Константинополь – мечта всех русских правителей со времен Екатерины Великой.

Однако в 1915 году немцы начали наносить ответные удары. И теперь они наступали под гром и грохот выстрелов и взрывов.

Александр Бобров задумчиво посмотрел на своих людей. Он их любил. Он полагал, что и они его любят. Но как же ему хотелось, чтобы они были подготовлены получше!

Ибо если великое наступление 1914 года было драматичным, то вторая попытка 1915 года носила совсем иной характер.

Он никогда не забудет своего удивления в тот день, когда им выдали оружие. Потому что, когда двадцать его человек получили винтовки, офицер, ответственный за выдачу, резко распорядился:

– Хватит.

– А как же остальные? – удивленно спросил Александр.

– На фронте возьмут.

– Вы хотите сказать, что там есть склады?

Офицер с сожалением посмотрел на него.

– Заберут у своих товарищей-солдат, – сказал он. – У павших.

И вскоре Александр обнаружил, что в некоторых полках на этом участке фронта двадцать пять процентов солдат были посланы вперед без оружия, чтобы, так сказать, забрать его из рук мертвых. Каким-то образом ему удалось выпросить и добыть винтовки для всех своих людей, но он знал одно подразделение, где половина солдат была вооружена вилами, и ходили слухи, что на юге одна рота готовилась сражаться с врагом голыми руками.

Он знал, что артиллерия, поддерживающая их, имеет только два снаряда на одно полевое орудие, но он не сказал об этом своим людям.