Петр Лубенский - Главная удача жизни. Повесть об Александре Шлихтере

— А он в вас и не нуждается! — ответил Шлихтер. К Шлихтеру подошли Розанов и покашливающий в ладошку, нервно подергивающий плечами Исув.

— Любезнейший Александр Григорьевич, — заговорил Исув, то и дело поглядывая на Розанова, как бы ища его поддержки. — Все карты раскрыты. По всему видно, что вы не стараетесь шагать с нами в одном строю и будете ставить нам палки в колеса по любому поводу. Не лучше ли нам расстаться, пока теоретические разногласия не перешли в личную вражду?

— Моим врагом может быть только классовый враг или лицо, мешающее поступательному движению революции! — убежденно ответил Шлихтер. — Вы вредны для социал-демократической рабочей партии, как показали ваша роль в летней стачке и теперешняя соглашательская позиция. Я согласен, что нам лучше расстаться. А посему вам нужно немедленно выйти из Киевского; комитета!

Лицо Исува не побледнело, а стало еще более желтым. В белках глаз явственно просматривались красные веточки прожилок.

— Вы горько раскаетесь в ваших словах! — прошипел он.

— К барьеру, стреляться! — засмеялся Вакар, пытаясь шуткой разрядить напряжение. Но тут же осекся, увидев, как побагровело испитое лицо Розанова.

— Выйдите из комитета, Шлихтер! — прорычал тот, еле сдерживая охватившую его ярость. — Иначе мы должны будем исключить вас и из комитета, и из партии!

Эти слова как бы плеснули горючее в пламя. Шлихтер вспыхнул и уже не мог удержать себя в руках.

— Это мы еще посмотрим, кто кого сможет исключить — вы нас или мы вас!

— Товарищи, не обостряйте отношений! — воскликнул Вакар, бросаясь разнимать спорщиков, будто они собирались перейти на кулачки.

Финал этой сцены не сопровождался ни громом, ни молнией, ни порывами ветра. Интеллигентные люди с деланной улыбкой поклонились друг другу и разошлись молча, на сей раз уже навсегда!

— Напрасно вы погорячились, Сашко, — сказал Вакар, когда они пробирались через кусты боярышника к остановке конки. — У них же типография, сложившиеся отношения с организациями и заграницей, деньги, явки…

— Если нам не удастся перетянуть комитет на нашу сторону — начнем все сначала, — решительно ответил Шлихтер. — Я — большевик. Большинство рядовых членов партии за нас. Уверен, что меньшевиков рано или поздно ожидает бесславный конец.

— С новым годом, Женютка! С новым счастьем, Сергуша и Тема! С новым здоровьем, нянечка! — воскликнул Александр Григорьевич нараспев, вваливаясь в комнату весь запорошенный снегом, с обледеневшими бородкой и усами, нагруженный пакетиками и мешочками, картонными коробками, как настоящий Дед-Мороз.

Дети бросились обнимать отца, но Евгения Самойловна ловко перехватывала их и отправляла на диван.

— Папа с холода… простудитесь… пусть отогреется!

— Да какой же Дед-Мороз бывает теплым? Ему надо быть холодным, как сосулька! — возразил Сергей.

— Сосулька!.. Сосулька!.. — закричал маленький Артем, не сводя глаз с принесенных отцом подарков.

Новый год Шлихтеры всегда встречали дома. Стол накрыт. В углу теплились разноцветные свечи, заставляя блестеть елочную канитель и различные финтифлюшки. В другом углу на тумбочке стоял граммофон с расписанной желтыми лилиями трубой. Под потолком горела керосиновая лампа. Со второго этажа неслись звуки бравурной музыки и притоптывание каблуков: видно, хозяин дома, пехотный офицер, уже начал праздновать.

Наконец отец разоблачился, пакеты и коробки открыты. Появление каждой вещицы сопровождалось радостным воплем и аплодисментами, хотя никаких чудес домашний Дед-Мороз не совершил. Он принес Сереже шахматы, Теме — ружье, стреляющее пробкой, няне — отрез клетчатой материи на платье, жене — набор черепаховых гребней, а себе — меховой жилет, чтобы согревать пошаливающие легкие. Ну и, конечно, мандарины, шоколадные пирожные, фисташки, винные ягоды, кедровые орешки, молочные тянучки и новогодний торт.

Евгения мигом прикинула в уме, сколько может стоить это баловство, и, чтобы не нарушить торжественность момента, промолчала, поджав губы.

— Гонорар, Женютка! Гонорар! — воскликнул, сразу все поняв, Шлихтер. — Как манна небесная!

— А гуся нянечка из Лубен привезла! — протянул Тема.

— Никогда не выдавай домашних секретов! — погрозил ему пальцем отец. — Без милых тайн жизнь была бы такой пресной!

Сверили часы и уселись за стол.

— Все вместе, и душа на месте, — сказала нянечка, и у всех потеплело на душе.

— А ваша прабабушка Килина, пусть ей земля будет пухом, на Новый год открывала ворота курятника и гадала: если первой выйдет рыжая курица — будет золотой год, если рябая — серебряный, белая — ни то ни се, а уж если черная хохлатка — тогда не оберешься беды. Только она всегда ухитрялась рыженькую выпустить нам на радость!

— Жаль, что мне не удалось ее видеть! — сказала Евгения.

— Полагается вспомнить добрым словом уходящий год, — сказал Александр. — Что-то скажет мой первенец?

Сережа поднялся. Худенький мальчик с большими, не по возрасту грустными и умными глазами. Еще не обмявшаяся гимназическая форма выдавала в нем «приготовишку».

— В этом году ничего интересного не было… — сказал он.

— Ой ли! — воскликнула мать. — А пятерки за полугодие и ни одного замечания в кондуите!

— В 1901 году студент Карпович застрелил министра просвещения Боголепова. В 1902 году студент Балмашев убил министра внутренних дел Сипягина. А в этом году что?

— Тс-с… Свят-свят, типун тебе на язык… — зашикала нянечка.

Александр и Евгения многозначительно переглянулись.

— А что бы ты хотел, чтобы было в новом году? — нахмурился отец.

— Чтобы какой-нибудь студент убил министра внутренних дел Плеве!

— Трах, трах! — воскликнул Тема, стреляя из ружья. Евгения промолчала, с удивлением глядя в горящие глаза сына.

— Чепуха это все и вздор! — сказал Шлихтер. — Одну бешеную собаку заменит другая. Но ты еще мал об этом думать.

— К нам в гимназию приходил один человек, — нерешительно, боясь, что разглашает тайну, признался Сергей. — Он говорил, что если каждый студент убьет по одному министру внутренних дел, то царь спрыгнет с трона и убежит!

— Задрав мантию и теряя по пути корону, скипетр и державу… — продолжил фразу Шлихтер, и все расхохотались, представив себе этот комический эпизод.

— Ты смотри, Сашко, как портят эсеры молодежь! — вздохнула Евгения, — Даже дети теперь играют в террористов.

— Обычная детская болезнь, как корь. Кажется, все мы ею переболели. Я ведь тоже мечтал убить директора Прилукской гимназии мракобеса Васильева. Только ты, Сергуня, не повторяй никому и нигде то, что сейчас сказал.

— Да я только вам… Вам же доверять можно… — пробормотал Сергей, и все опять засмеялись.