Петр Лубенский - Главная удача жизни. Повесть об Александре Шлихтере

В вестибюле, где курило несколько служащих, навстречу ей шагнул седобородый швейцар.

Он не успел открыть рта, как она произнесла:

— Я вдова инженера Гоби. Хотела бы по личному вопросу посетить господина Шлихтера.

— Изволите подняться на третий этаж или?.. — Швейцар жестом, что может пригласить его сюда.

«Вдова» пожелала подняться.

Александр был заранее уведомлен о визите Марии Эсен и устроил так, что к назначенному времени остался в комнате один. В ее глазах сверкали веселые огоньки, когда она чопорно представлялась Шлихтеру, который сдержанно шагнул навстречу: «Инна Христофоровна Гоби, вдова инженера, — затем, уже тише: — Ну, здравствуйте, Александр! Сколько зим, сколько лет мы не виделись после Самары!»

— Здравствуйте, Мария. Позвольте сделать вам комплимент…

— Да-да, — тихо засмеялась она, — я не забываю, что я женщина, иначе из меня будет плохой конспиратор. Кто бы мог подумать, что эта шикарная дама — большевистский представитель ЦК РСДРП!

— Итак, что в вашем комитете? Кстати, сколько времени мы можем здесь говорить?

— Дабы не вызвать подозрений, минут двадцать.

— Тогда сначала обусловим нашу следующую встречу, а затем — все о комитете.

Информация Александра была сжатой, но емкой.

Эссен слушала сосредоточенно и в то же время отметила про себя: «Шлихтер верен своей любви — статистике: все у него разложено по полочкам. Но и воедино связано. Хорошо, что не живет только сегодняшней борьбой, помнит и видит все в развитии… Да-да, Шлихтер — глыба, но нельзя же его одного подставлять всем врагам! Визиты большевистских членов ЦК в Киев — это хорошо, но в Киевский комитет крайне необходимо ввести наших товарищей. Да-да, официально ввести!»

Шлихтер неторопливо вытащил из жилета часы, посмотрел на циферблат.

— Понимаю вас, Мария. Но решать…

— Да-да, решать не нам, но предлагать… Ульяновы, кажется, любят повторять слова Ильича: «Смотрите на месте, на месте — виднее».

— Вот и мне видится так: в комитет нужно снова ввести рабочих. И воевать, воевать с остальными! Перевоспитывать, так сказать. Вы для них свежий человек, поэтому, не исключено, сможете повлиять… А?

Темные глаза Марии сверкнули задором.

— Вы читаете мои мысли, Александр! Да-да, мы пойдем туда вместе, и это нужно организовать как можно быстрее!

Спустя несколько дней Шлихтер сидел в знакомой конспиративной квартире. Члены комитета были в сборе. Александр потирал бородку, обнаруживая свое волнение. Но взгляд оставался внимательным и прямым.

— Неужели вы, Александр Григорьевич, столь наивны? — басил ходивший по комнате Розанов. — Позволю себе повторить: присмотритесь, кто из нас действительно в большинстве, а кто…

Его прервало неожиданное появление Эссен. Кое-кто из мужчин поднялся.

— Здравствуйте, товарищи! — суховато произнесла Мария и села в первое предложенное ей кресло. — Русская часть ЦК уполномочила меня выступить перед вами с разъяснением программы большевиков и призывом…

— Нам нужны не призывы! Нам нужны явки для работы, которые зажала в своем кулачке Крупская! — выпучив глаза, истерически завопил Шнеерсон.

— Правильно! — раздались голоса.

— Прежде всего необходимо покончить с диктаторством бонапартистов!

— Это кто же бонапартисты? — спокойно спросила Эссен.

— Это большевики, пляшущие под дудку Ленина!

— Да-а… Подобной невыдержанности не встретишь на рабочей сходке, — произнес Шлихтер и добавил с иронией: — Это подтвердит каждый, кому посчастливилось работать среди непросвещенных тружеников.

— Ну, он сразу же норовит вскочить на своего любимого конька! — бросил один из комитетчиков, еще молодой, но уже довольно грузный мужчина в расстегнутом пиджаке.

Эссен услышала эти слова и резко поднялась с кресла. Быстрым, грациозным движением руки отвела со лба прядь каштановых волос.

— Рабочие — это не конек, господин… революционер! Да-да, вам бы не мешало хотя бы элементарно познакомиться с Марксом! И кстати, я не вижу среди вас ни одного рабочего. Или они уже получили возможность прилично одеваться?

Подлетел огромный Розанов. Наступая на стройную, хрупкую, но такую неожиданно колючую представительницу ЦК, он закричал, брызжа слюной:

— Ах, вот что, вам нужны мозолистые руки?! А то, что вы со своим Лениным обходите нас, лучших людей партии, это вас не волнует?!

— Применяйте рецепты немецкого патера Кнейппа о водолечении, Розанов. — Эссен брезгливо поморщилась. — Но это частный вопрос. А что касается дела партийного — слушайте: объявив войну всему капиталистическому миру, мы, большевики, не испугаемся вашей кучки оппортунистов! Да! И советую вам опомниться, наконец. А через Шлихтера — вот вам и явка, о которой кое-кто так печется! — у вас есть возможность в любой момент связаться с ЦК и направить свои усилия не на подобные, с позволения сказать, дискуссии… Кстати, не обольщайтесь относительно своего влияния на комитеты в других городах. Мне посчастливилось побывать кое-где, и я могу утверждать: местные организации начинают разбираться в наших программах, да!..

Вечером, возвратившись домой с заседания комитета, Александр Григорьевич от ужина отказался.

— Тебе нездоровится? — пытливо посмотрела на него Евгения.

— Нет, Женютка, нет. — Он вкратце рассказал ей о том, что произошло, и попросил: — Ну хорошо, веселого мало, однако подумать есть над чем. А ты мне, пожалуйста, завари чайку покрепче.

Он неторопливо раскалывал железной колодочкой перочинного ножа крепкие, как камень, куски рафинада и думал, думал…

Вот и в Киев приезжают представители партийных комитетов разных городов. Сколько их, с какими вопросами? Об этом все знает, наверное, только Медведь — Мария Ильинична, технический секретарь. Она в свое время поручила Шлихтеру встретиться кое с кем из таких представителей:

— Поговорите, Александр Григорьевич, товарищ достаточно твердо стоит на большевистской позиции, но ему очень нужен опыт революционной практики.

Он встречался, говорил, расспрашивал. Ведь порой самого терзают сомнения: да всегда ли правильна его собственная практика?.. Собственная… Как сказать! Ведь и Кржижановские приехали сюда по настоянию Ленина, а без них почти никакое решение не принимается. Практика-то коллективная, выходит…

Шлихтер доколол сахар. Отряхнул белые песчинки с полы пиджака. Взял в широкие ладони большую цветастую чашку с чаем и, ощутив приятную теплоту, так и застыл, снова задумавшись.

«Собственная практика…» Одно дело — работа в массах. А вот как быть, когда в комитете, по существу, провал? «Что бы вы хотели передать Ленину?» — спросила Мария. «Вы видели все своими глазами, — грустно ответил Шляхтер. — Хотелось бы более обстоятельно поговорить о том, где кончается гибкость и начинается непростительное примиренчество с меньшевиками. Я все чаще думаю, нет ли моей доли вины в том, что Киевский — вы подумайте: Киевский! — комитет становится оплотом меньшевизма?» Эссен ответила: «В Киеве достаточно приверженцев большевизма, чтобы создать свой комитет. Не так ли? Да-да, и я об этом буду говорить — и здесь, и в Женеве, если действительно придется туда поехать».