Юрий Когинов - Недаром вышел рано. Повесть об Игнатии Фокине

Зазывные выкрики, людской гвалт и разноголосица четвероногих, казалось, свидетельствовали о бойкой торговле. Но чем дальше углублялся Игнат в толпу, тем очевиднее становилось для него: цены так бешено, зверски «кусались», что к товарам почти никто не подходил.

Где-то в толпе послышалось гнусавое пение, а затем тонкий мальчишеский голос:

— Подайте, кто скольки може, незрячему и убогому… За оборванным пацаном, положив ему руку на плечо, шел, запрокинув вверх голову, с бельмами на глазах, худой и согбенный старик. Из его горла раздавалось хриплое, со слезой пение.

— С той, украинской стороны, — показал к югу Андрей Сергеевич. — Там и убогих, и нищих уйма. И сюда потянулись — надо же чем-то жить… А вот и возы оттуда. Вдруг удастся хоть что-то продать. Съестного у них пет, предлагают, как видишь, плоды рук своих…

На двух возах — горшки, кувшины и даже детские глиняные свистульки. Видно, слезно уговаривали, чтобы их пропустили. Но чем разживутся здесь бедняки, когда у всех на базаре на уме одно, как самому прокормиться?..

— Однако многие пробираются не просто с протянутой рукой, — возразил Игнат. — В Брянске Медведев каждый день вылавливает жулье то с пудами сахара и масла, то с целыми мешками денег. Явные спекулянты. И знаешь, Андрей, когда объявляем в газете о том, что арестован мешочник, кое-кто не верит, что это лихоимец, говорят: знать, там рай, чего хочешь — от пуза…

— Насмотрелся я на тот рай: нет такого бедняцкого двора, откуда бы не увели последнюю корову или лошадь, — Андрей шагал рядом, подняв воротник шинели, низко надвинув козырек фуражки. Лицо его посерело, осунулось с тех пор, как всего месяц назад они встречались последний раз в Орле.

Судьба распорядилась так, что вот уже более полутора лет, с апреля семнадцатого, Бубнов и Фокин надолго не исчезали из поля зрения друг друга и давно уже перешли на «ты». Избранные на первой же конференции членами Московского областного бюро партии большевиков, они постоянно встречались на заседаниях бюро и пленумов, вместе обсуждали самые острые вопросы жизни Центрального промышленного района, подчас жарко спорили, даже расходились во мнениях и снова приходили к единодушию и пониманию.

Лишь на короткое время, после Шестого съезда партии, когда Бубнов был избран членом ЦК и стал одним из организаторов подготовки вооруженного восстания, жизнь развела их. Но снова они увиделись зимой, в самом конце семнадцатого и начале восемнадцатого, а с весны и лета, когда Бубнову были поручены дела Украины и Орел стал на какое-то время местом пребывания представителей, украинского Советского правительства, встречи их участились.

Игнат регулярно, как председатель губернского бюро РКП (б), наезжал в Орел, но постоянно в качестве председателя исполкома Брянского Совета находился в Брянске. Город этот, по статусу уездный, тем не менее оказался политическим, военным и даже своеобразным административным центром целого большого региона. Здесь с февраля восемнадцатого года разместился штаб Западного революционного фронта, и Брянскому приграничному району были подчинены Орел, все уезды Орловской губернии и северо-западные Черниговской, которые не успели оккупировать германские войска. К Брянску тяготели также Людиново и Жиздра Калужской губернии.

По сути дела, сложилась новая своеобразная губерния, и Брянск стал ее центром. Не случайно Брянскому совнархозу, ЧК, продкому были присвоены губернские права, и Игнат настоятельно ставил вопрос об организации Брянской губернии. Он сделал для этого очень много, и 1 апреля 1920 года постановлением СНК, подписанным Лениным, Брянская губерния была создана.

Однако в восемнадцатом Брянск официально пребывал еще в разряде уездных. Потому летом и стал вопрос о переводе Фокина как председателя губернского партийного бюро в Орел. Но брянские большевики выразили решительный протест: «Брянский район с уходом Фокина остается без головы, — записали они в своем постановлении. — Просить для блага революционной социалистической России об оставлении т. Фокина в Брянске, чтобы продолжать ту созидательную работу, которую он вел до сих пор».

Игнат и сам не мог уехать из Брянского района. Как и зимой в Питере, он не стремился ни к каким новым должностям, как бы ни были они высоки. Посему этой осенью, когда проходила вторая Орловская губернская конференция, он уступил свой пост председателя губернского бюро и возглавил Брянскую уездную партийную организацию.

С конца февраля, как только было объявлено о формировании Красной Армии, Брянск стал одним из важных центров создания регулярных частей.

Пролетарская Бежица, Брянский арсенал, заводские Людапово, Дятьково, Паровозная и Стеклянная Радицы послали в Красную Армию лучших своих людей.

Бронепоезд имени Брянского совдепа, построенный в Бежице, первым отправился на фронт. Приняли решение о создании Первого Брянского советского полка, Железного полка защиты пролетарской революции, Третьего советского полка, Первого Карачевского кавалерийского полка, пулеметной команды, двух артбатарей…

Каждому соединению Красной Армии, создаваемому в районе, Игнат уделял самое пристальное внимание: рекомендовал в них лучших большевиков с заводов, заботился о снаряжении и вооружении, неустанно выступал на красноармейских митингах.

С особым чувством напутствовал он бойцов Первого имени товарища Ленина революционного полка, созданного из бывших партизанских отрядов, заслонивших собою в феврале путь германским войскам к Брянску.

В самом начале августа ленинский полк спешно, по личному распоряжению Владимира Ильича, был погружен в железнодорожные составы и направлен через Брянск, Саратов и Астрахань на помощь Бакинской коммуне.

Сколько воинских частей, сформированных в районе Брянска, проводил на фронт Игнат! Но бойцов, направлявшихся в Баку, напутствовал с непередаваемым волнением.

Обращая к ним на вокзале слова о защите революции, Игнат как бы видел перед собой лицо Алеши Джапаридзе — председателя Бакинского Совета. Это на помощь Алеше, на помощь азербайджанскому пролетариату спешил ленинский полк.

Красноармейцы только начинали свое передвижение в вагонах, а впереди них, по проводам, уже летела телеграмма: «Саратов военкому Антонову, Царицын Минину, копия Царицын Сталину, копия Балашов Подвойскому. Полк имени Ленина следует на Баку. Примите срочные меры к быстрому продвижению. За всякую задержку будете подлежать строгой ответственности. О времени прибытия и отбытия срочно уведомьте оперативный отдел Наркомвоена. Ленин».

Казалось, сделано было невозможное. По всем железным дорогам страны по распоряжению вождя перед полком открывались семафоры. Дни были спрессованы в часы, часы в минуты. Но этих-то часов и не случилось в запасе, как нередко происходило в те дни.