Юрий Когинов - Недаром вышел рано. Повесть об Игнатии Фокине

— Родился и жил там мальчонкой, — ответил Игнат.

— Я фельдшерскую школу в Киеве кончал. А вообще-то я брянским почти сосед — из Сновска, рукой отсюда подать. Ну а воевать пришлось вот в этих краях — Новозыбков, Унеча… Неужели настанет такой день, когда двинемся отсюда снова вызволять украинскую землю? Здесь мы встретили горе поражения, тут должны познать и радость побед, — последние слова Щорс произнес твердо и убежденно, потому что в них был заключен сейчас смысл его возвращения в края, где он относительно недавно принял свой первый бой с германскими оккупантами.

Лик победы, подумал Игнат. Еще не ясны, еще за пеленой тумана его черты. Еще не сделано ни шага по земле Украины, а за ней — Белоруссия, Литва, Курляндия, Лифляндия, Эстляндия…

Скольким суждено будет кровью и жизнью заплатить за изгнание врагов… Впрочем, и силы такой пока нет в реальности, которая могла бы принести освобождение. Но мы можем предвидеть победу, можем уже о ней мечтать, потому что мы живы и жива наша Советская социалистическая республика! А ведь всего несколько месяцев назад здесь, под станцией Унеча или под Брянском, могли погибнуть не только те, кто имеет сейчас возможность учиться и строить армию. Могла погибнуть революционная Россия.

При одном воспоминании о тех, далеких уже днях мурашки бежали по коже.

Какого же огромного душевного и физического напряжения стоило Ленину убедить партию в том, что единственная сила, которая может остановить бронированный кулак германской военщины, нацеленный на Советскую Россию, это не вооруженное сопротивление, не винтовки и пушки, а мир!

Трудно, неимоверно тяжело укладывалась в голове эта мысль, теперь до предела ясная, единственно правильная. А тогда, в самом начале восемнадцатого года, многие соратники Ленина решительно с ним разошлись.

«Революционная война — война против германского империализма!» Такой ответ требовали они дать Германии, которая соглашалась заключить мир за счет утраты Россией больших территорий. Некоторые члены ЦК голосуют против ленинского решения пойти на немедленное заключение пусть позорного, грабительского, похабного, но мира. И среди них Андрей Бубнов.

В числе тех, кто никак не может смириться с позорным миром, и Куйбышев. Даже после одобрения политики Ленина в вопросе о мире на Седьмом съезде РКП (б) через несколько дней, в середине марта, на Четвертом Чрезвычайном Всероссийском съезде Советов Валериан Куйбышев с трибуны зачитывает декларацию: «Этот договор не должен быть утвержден, наоборот, его нужно заменить призывом к священной обороне социалистической революции…»

И подпись Игната стоит под Заявлением в ЦК о созыве партийной конференции для обсуждения вопроса о международном политическом положении в связи с тактикой пролетарской партии.

Подпись Игната — рядом с подписями других членов Московского бюро.

И на съезде Советов в Брянске, где целый день идут дебаты, он говорит о немедленном вооруженном отпоре германскому империализму.

Ночью он не может заснуть и вместе с Виноградовым едет на Льговский поселок в гарнизон. Иван Максимович выступает в духе речей на съезде, но многие солдаты молчат.

За что же они, за священную войну или за мир? А что ты им обещал, приехав с Апрельской Всероссийской конференции, к чему звал в октябрьские дни? Игнат опускает глаза, чтобы не встретиться со взглядами, устремленными на него. Выходит, обещания мира, как и в речах других социалистов — меньшевиков и эсеров, — один слова?..

Нет, так быть не должно и никогда не будет!.. Партия коммунистов тем и сильна, что у нее за словами — дело…

Утром он вновь поднимается на трибуну съезда:

— Тех слов, что я вам говорил вчера, сегодня вы от меня не услышите! Солдаты устали от войны, парод требует мира. Поэтому мы должны проголосовать за немедленный мир… Нам нужна передышка, как на том настаивает Ленин…

Новый земляк положительно нравился Игнату — голова ясная, по-военному четок, решения принимает сразу. А другого Андрей вряд ли утвердил бы на должность командира полка. Только больно быстро «наседает» — лучше бы это качество приберег для наступления в бою!..

— Многого просить не будем — знаем, у самих нет, — начал Щорс, когда зашли в штаб — аккуратную хату из горницы и небольшой спаленки. — Видели, вместо винтовок — палки, а пулемет объясняю на пальцах, никто в натуре его не видел…

— А у нас, в Брянске, откуда лишнее оружие? — вопрошал Виноградов.

— В Бежице, говорят, созданы оружейные мастерские — ремонт исковерканных винтовок, револьверов и тех же пулеметов.

Виноградов развел руками:

— Тут не только натиск — разведка действует. Ну как, Игнатий Иванович, подкинем кое-чего богунцам из оружия? Тогда лады. Что еще требуется?

— Как известно, винтовкам — патроны, солдатскому брюху — борщ, — продолжал командир богунцев. — Картошки, капусты иногда вагон-другой. Ну и еще, что у самих лишнее…

Алкснис расстегнул полевую сумку, вытащил аккуратно исписанный листок:

— Сводка. Вчера в Брянск прибыло пятьдесят вагонов ряж, муки два вагона, овса четыре вагона и сахару два вагона. Еще — керосину три тысячи семьсот девяносто пять пудов, папирос шесть миллионов штук и две тысячи девятьсот коробков спичек. Это — на месяц. Есть охотники среди присутствующих разделить все это ровно на миллион, чтобы оделить каждого? По сколько спичек придется на брата?.,

— Ну, где миллион населения, там ничего не стоит прокормить и дополнительный полк!.. — вставил Бубнов и — уже совсем серьезно: — Но это не вся помощь, что требуется от вас, брянцев. Люди нужны, настоящие коммунисты для политической работы в ротах, батальонах. Это раз. Второе — среди латышей посмотрите знающих немецкий язык. Листовку чтобы сочинить, с немецким солдатом при случае поговорить…

— Есть такие, найдем, — сказал Игнат. — Правильная у тебя, Андрей, мысль. Чем больше солдат поймет, что у нас и у них один враг — капиталисты, тем меньше прольется крови здесь и тем быстрее созреет в Германии революция.

Под утро, еще и рассвет не настал, Игнат прощался в Брянске с Андреем.

— Далеко теперь?

— Тебе могу сказать, хотя для всех остальных — секрет: в Киев, твой родной город. Передавать кому-нибудь приветы?

— Никого у меня там, чтобы из родных или близких.

— Вот и у меня — никого немае, — попробовал пошутить Андрей. — Но — надо.

— Понимаю, — просто ответил Игнат. — А помнишь, мы гадали: будут ли когда-нибудь еще по нашим следам идти шпики? Выходит, возвратились для тебя такие времена, Андрей.

— Не только шпики — винтовки врагов еще будут глядеть нам в глаза.

Это говорилось не для красного словца. Прошедшие через тюрьмы и ссылки, через самые суровые опасности подполья, они были готовы ко всему каждый день и каждый час своей жизни.