Юрий Когинов - Недаром вышел рано. Повесть об Игнатии Фокине

Не на пустом месте рождались слухи — было такое, когда Шурка Медведев стрелял в толпе и уложил наповал человека. Уханову передавали историю, как говорится, из первых рук. Обретался в Паровозной Радице ярый монархист, бывший полицейский пристав Лужецкий, сколотивший целую банду. Она выслеживала большевиков и их сторонников и не просто старалась уничтожить, но перед смертью истязала свои жертвы. Долго не удавалось напасть на след убийц, и только случайно однажды Медведев нос к носу столкнулся с Лужецким в центре города, у сада общества трезвости. Бандит тоже узнал председателя ЧК и выхватил револьвер. Александру Медведеву ничего не оставалось, как всадить в преступника, собравшегося бежать, две пули подряд…

И о расправе над анархистами ходили дикие россказни. Якобы Медведев первым ворвался в помещение их федерации и закричал: «Всех до одного — враспыл!» И будто бы Фокин силком выхватил из его руки маузер…

Даже случай на базаре, когда шайка спекулянтов сама избила председателя ЧК до потери сознания, потому что был он один и на него коварно навалились сзади, представляли в пересудах как якобы новое изуверство ЧК.

Знал Аким, что выдумки, одна страшнее другой, сочиняются не случайно. Но публично, на людях, сам слухов этих не опровергал. Будто на всякий случай держал их в «копилке» про запас, а вдруг и за ним прилетит «демон». Тогда и можно будет закричать: видите, видите, не зря о Медведеве так говорили!..

Жил в Уханове, о самого октября семнадцатого года поселился в нем страх: не миновать ареста. Помнил жест Григория Панкова ребром ладони по горлу… Правда, Игнат другое предрекал — бесславный уход со сцены. По при каких обстоятельствах и кому из большевиков попадешь в руки! Окажись в критический момент лицом к лицу с Шуркой или Григорием — врагу, как говорится, не позавидуешь…

Однако не только страх ареста останавливал Уханова от неосторожных шагов, в том числе и от свиданий с Либером, когда тот объявился в Бежице. Аким самого Либера испугался, точнее, устрашился того тупика, в который вовлекал остатки партии один из наиболее непримиримых ее лидеров.

Но одновременно подталкивало сидевшее где-то в глубине слабое убеждение: да нет, не может не видеть Либер бесперспективности движения, он же образованный и умный человек…

В этом выводе Уханов сходился с Товбиным, который тоже уверял:

— Агрессивность Либера — свидетельство не отчаяния, а скорее одиночества. Потому, Аким, мы не должны от него отходить. Наш долг ~ помочь ему обрести себя, укрепить в нем веру в нас, несломленных и не покинувших партийных рядов…

Но как глупо, по-мальчишески дал себя обмануть Уханов, когда на другой день после Бежицы снова оказался в обществе Либера…

В середине дня, в самое обеденное время, вместе с Товбиным они оказались в брянском ресторане «Россия». За столом уже сидели Либер, князь Тенишев Вячеслав Вячеславович, которого Аким сразу узнал, и прямой, высокий человек Константин Константинович, как он представился.

Вячеслав Вячеславович — полноватый, лет под тридцать пять, но не грузный, внимательно разглядывал карточку, которую принес официант.

Князя Аким впервые видел в пятнадцатом году в Бежице, когда тот, как предводитель уездного дворянства, сын одного из ведущих российских инженеров и главных акционеров Брянского завода, встречал императора Николая Второго. Теперь, как говорили, он служил в адвокатской конторе где-то в Москве и постоянно наезжал в Брянск, где тоже имел практику.

— Ну-с, — обратился к нему официант, — выбрали, ваше сиятельство?

— Да, вот это, по-варшавски… — ткнул холеный палец в карточку. — Только сливочек там. Ну, сами знаете…

— Как же-с, не в первый раз кушать изволите у нас, — напомаженная на пробор голова официанта склонилась в почтительном поклоне. — А закусить что прикажете?

— Мне, э-э…

— Курочка заливная, рыбка, ветчинка…

— Пожалуй, судак под майонезом, — вставил тот, кто назвался Константином Константиновичем.

— Да, да, — добавил Либер. — Все давайте, проголодались!..

Кабинет был отдельный, но разговор сначала велся лишь о том-сем… Затем Либер обронил: «союзники…» Сомнений не было — речь об англичанах и французах. И, наконец, проскользнуло: «Добровольческая армия…»

При последних словах Константин Константинович выпятил грудь, произнес со значением:

— Можете на нас рассчитывать…

Князь оживился:

— Надеюсь, доля моего отца как акционера Брянского завода будет учтена при наведении порядка?..

— Полковник Брант, — Либер склонился в сторону Константина Константиновича, — специально уполномочен от имени союзников… Демократия будет восстановлена в ее истинном объеме. Впрочем, мы хорошо помним, как полковник Брант начал в семнадцатом с Калуги. К сожалению, у Керенского не хватило тогда пороху пресечь авантюру большевиков…

— Подвел здешний гарнизон. Переметнулся к большевикам, — резко бросил Брант. — Но нынче, как нам известно, в гарнизоне иная расстановка сил. Так что расчет на вас, социалистов… Поднимете солдат — мы поведем…

— Руководство нашей партии приняло решение… Наши люди уже разъехались на места, — заверил Либер. — Так что и ваши, полковник, и наши намерения сходятся… Прямо сейчас вместе с товарищем из Бежицы мы едем на Льговский поселок. У нас есть что сказать гарнизону… Собирайтесь, Уханов…

Хмель ударил Акиму в голову и лишил рассудка? Да какое опьянение от двух рюмок! Тут просто бы встать ему — и шапку в охапку. Но трусливая мыслишка прокралась в душу: если уйду теперь, полковник со своими людьми под землей найдет…

А тут еще под руку Товбин:

— Не бросайте его, как договорились. Мне с Вячеславом Вячеславовичем надобно по одному юридическому казусу перемолвиться. Так что надеемся на вас, Уханов…

Понимал: в кусты уходит. По крайней мере уходит из самого пекла. Но своего не упустит, если вдруг все обернется удачей…

Полковник Брант следом за Либером тоже поднялся, и вышли все трое — Аким посредине как какой-то заложник.

И второй тогда момент он упустил, когда можно бы твердо уже на улице: не пойду!

Забилась ведь, дрогнула жилка у виска: немедленно надо к Игнату! Не к Медведеву, не к Григорию Панкову или к Иванову — к нему. И одно слово только сказать: «Прости!» Всю жизнь, дескать, не с тобой шел, всю жизнь к своей цели, к такой же по-своему святой, как и у тебя, Игнат. А вышло против тебя и твоего дела. И против себя тоже. Да какое — против всего рабочего люда.

Секунды только и надо было на то, чтобы решиться. Ио мгновения этого и не оказалось.

Увидел себя уже на черном снегу среди серых шинелей и услышал с армейской повозки Либера:

— Правильно здесь требовали: снять заградотряды, открыть свободную торговлю. Но это не вся программа социалистических партии России, которую вы, солдаты свободы, поддерживаете. Советы — без комиссаров и большевиков! Вот наш и ваш лозунг…