Вольдемар Балязин - Посох пилигрима

Это был третий поход, в котором я участвовал, и, кажется, он был одним из самых приятных — Бурхан Эддин ушел из Марсивана не дожидаясь, когда мы придем под стены города.

Мой четвертый поход состоялся следующим летом. На тот раз восьмидесятитысячная армия султана пошла на север — к берегам Черного моря, в горную страну Джанин.

Там мы осадили город Самсун, носящий имя ветхозаветного богатыря Самсона. Говорили, что сам он и основал этот город.

Среди рабов-христиан, оказавшихся вместе со мною под стенами Самсуна, были книжные люди, и они-то поведали мне историю этого Самсона. Он был, говорили знающие, таким сильным, что однажды, когда в руках богатыря не оказалось меча, а невесть откуда подвернулась ослиная челюсть, он перебил ею тысячу врагов, а потом сорвал с петель городские ворота и унес их на себе. И ничего бы не смогли с ним поделать, если бы не одна женщина. Она выведала, что вся сила Самсона в его волшебных волосах, которые и давали ему необыкновенную силу.

Женщина обманом пробралась к нему в шатер, усыпила доверчивого Самсона и, когда он заснул, обстригла ему волосы. Сонного богатыря повязали враги и заточили в темницу.

В неволе волосы у Самсона отрасли, и, когда враги привели его в один из своих храмов, богатырь сломал колонны, крыша рухнула, и Самсон погиб вместе с врагами.

На наше счастье правитель города не был таким сильным, как его основатель, и через несколько дней бежал из Самсуна.

Таким образом, и этот поход оказался тоже не очень сложным.

Однако не осада города навсегда запомнилась мне: Самсун остался в памяти из-за события совершенно исключительного. Оно произошло уже тогда, когда мы заняли город и расположились в нем на постой.

Я вспомнил о нем и подумал: «Как не написать о таком, чему я сам был очевидцем?»

И решил написать. Пусть мои читатели узнают об этом, тем более, что сейчас, возможно, уже нет никого, кто мог бы рассказать о случившемся.

Я еще раз представил все и, сам удивившись тому, что пришло на память, написал: «О змеях и ужах».

«Не могу не упомянуть о большом чуде, которое во время бытности моей у Баязида случилось близ Самсуна.

Внезапно там показалось столь огромное количество змей и ужей, что город ими был окружен на протяжении мили. Частью эти змеи пришли из моря, частью же из лесов Джаники, страны, изобилующей лесом и прилежавшей к Самсуну.

Девять дней это скопище змей оставалось совершенно спокойным, на десятый же между ними открылась борьба, и никто не смел выйти из города, хотя они и не причиняли вреда ни людям, ни скоту. Видя в этом знак и предопределение свыше, начальник города запретил делать зло этим гадам, между коими борьба продолжалась до захода солнца.

Затем он велел отворить ворота, отправился верхом с небольшой свитой к месту побоища и видел, что морские змеи принуждены были оставить оное лесным.

Когда же он на следующий день приехал снова на поле битвы, чтобы узнать, чем кончилось дело, он там нашел одних мертвых змей. Велел их собрать и счесть, оказалось их восемь тысяч, которые по его приказанию были брошены в приготовленную для этого яму и покрыты землею.

Баязиду же он послал донесение о совершившемся чуде. Баязид этим весьма обрадовался, ибо лесные змеи одержали верх, а он видел в этом знак, что сам как могущественный владетель прибрежного края должен был также с Божию помощью сделаться обладателем моря».

Я подумал, что нелишне будет рассказать немного и о событиях, связанных с городом Самсун, после того, как мы ушли оттуда.

«Город Самсун состоит собственно из двух частей, лежащих одна от другой на расстоянии выстрела из лука. Одна из этих частей, принадлежащая итальянцам из Генуи, была населена христианами. В другой обитают язычники, которым принадлежит весь край. Владетелем края и города был некто Шишман, сын прежнего герцога Болгарии, коего столица был город Тырново и которому принадлежали до трехсот городов и замков. Болгария до ее завоевания Баязидом имела еще две столицы — Видин и Калиакру на Черном море. В свое время она была разделена царем Александром между тремя его сыновьями — Срацимиром, Асаном и Шишманом. Баязид овладел этой страною и пленил сына с отцом. Последний скончался в плену, а сын, для спасения жизни, принял ислам и по завоевании Джаники, получил от него этот край вместе с Самсуном».

Я кончил писать и сидел, бездумно уставившись в одну точку. Воскрешенные мною видения все еще витали передо мной. Но на смену им живая жизнь все решительнее заявляла о себе. Я вдыхал запахи знойного июльского полдня — густой влажный аромат скошенной травы, терпкий дух коровника и конюшен, сухой горячий запах железа и камня, текущий с крыш и стен Фобурга.

И вдруг ко всему этому примешался отчетливый и острый, щекочущий нос аромат жареной птицы.

«Дверь в поварню тоже открыта, — подумал я. — Экая жара! А Ханс, видать, готовит гусятину».

От этой мысли мне захотелось есть, и я выглянул из окна. Прямо посередине двора сидел на корточках Ханс. Перед ним стояла только что сооруженная жаровня: два камня, покрытые медной решеткой, а рядом валялся большой серый гусь.

Я слегка удивился — обычно Ханс все таинства приготовления еды совершал на кухне, а здесь почему-то решил жарить гуся на свежем воздухе.

Кухмистер кликнул Тилли и, когда поваренок возник в дверях кухни, велел ему тащить побольше горячих углей.

«Дело сладится не скоро, — подумал я, — гусь еще не ощипан, и огонь не раздут. Попишу-ка еще».

Я вспомнил Бруссу, пыльное жаркое лето 1399 года, поле возле города и бесчисленные палатки янычар, сипаев, рабов, томившихся от безделья и зноя. И вспомнил день, когда подошел ко мне мой десятник Юсуп и сказал:

— Завтра утром мы выступаем.

— Куда? — удивился я, мне не верилось, что эта сонная одурь, окутавшая весь лагерь, изнемогавший от лени, может прекратиться так внезапно.

— О том ведает Аллах и наш Всемилостивый, — ответил Юсуп строго. — А дороги Всемилостивого лежат во все четыре стороны света.

Однако уже через час все мы знали, в какую сторону поведет нас наш «Молниеносный». На этот раз дорога Всемилостивого шла к Константинополю.

Мой четвертый поход я совершил в этом же 1399 году, отправившись под Константинополь.

Войска султана стояли под его стенами уже семь лет, но взять город не могли.

Когда я оказался у стен столицы Византии, к нам дошло известие, что незадолго до нашего прихода на помощь грекам прибыли маленькие отряды рыцарей-христиан из Генуи, Венеции, с Родоса и Лесбоса и французский отряд в тысячу двести человек от короля Карла VI во главе с маршалом Бусико, который, в том же 1399 году вернулся во Францию, оставив вместо себя Жана Шатоморана, но я очень переживал из-за того, что вынужден воевать против моих старых товарищей, многие из которых, возможно, были под Никополем.