Вольдемар Балязин - Посох пилигрима

1066 год

Захват Альбиона осуществили рыцари дюка Нормандии, а также Бретани, Франции, других областей Западной Европы. Эту удачную операцию без преувеличения можно назвать крупнейшей победой рыцарей и Римской церкви, деятели которой не могли не использовать в самых разных целях эту удачу.

Тонкие аналитики духа и души, они видели, как с «Песней о Роланде» шли в войско Вильгельма молодые воины, с каким волнением исполняли они обряд посвящения в рыцари, с какой самоотверженностью сражались за веру, за дюка Нормандии и, конечно же, за деньги: уже первые корабли с богатством Альбиона ошеломили в Нормандии и во Франции всех. Роскошные золотые изделия, вывозимые с покоренного острова в огромных количествах, действовали благоприятно даже на тех, кто потерял в той войне родных. О том, что на Альбионе можно поживиться, знали все рыцари, и те, кто любил чужое добро. Это было одной из причин успешно завершенного дюком Нормандии завоевания Англии.

Но, как бы ни богат был Альбион, а всех европейских охотников до мародерства удовлетворить он не смог. К тому же Вильгельм вошел в Англию, чтобы строить там государство: централизованное, подчиненное ему одному. Грабеж, обескровливание богатой страны ему нужны были как средства, но не как единственная и конечная цель. Бедных, слабых легче подчинять. Он со своими рыцарями прекрасно справился с этой задачей, сокрушив мощь Англии, и занялся созданием централизованного государства.

Тем, кто честно сражался вместе с ним под его знаменами и хоругвью папы Римского, и кто остался в живых повезло — они получили богатство.

После долгих веков послеантичного разброда, падения жизненного уровня, бесконечных смут и войн в Европе обозначился подъем производства, а вместе с ним и демографический рывок.

Вместе с тем, разрыв между Византийской и Римской церковью мог вызывать вполне объяснимое чувство страха: ворота в Европу — город Константинополь — которые в течение пяти веков были накрепко закрыты от непрошенных гостей с Востока (персов, а затем арабов, а середины XI столетия — сельджуков Тогрула), теперь повисли на слабеющих от старости петлях…

Очень сложная ситуация!

Распри внутри каждой европейской страны, войны между государствами, давление степняков (печенегов, а затем половцев) с Северного Причерноморья, резкое усиление турок-сельджуков в Малой Азии, усиление Фатимидов на восточном и южном побережье Средиземного моря…

1072 год

В Византийской империи вспыхнула гражданская война. Ворота в Европу вновь зашатались — вот-вот рухнут.

1074 год

В Германии саксонцы подняли восстание против франконцев.

1079 год

Генрих IV разгромил всех противников и врагов в Германии и объявил войну папе Римскому.

1088 год

В Византию переселились печенеги. Сорок лет назад Дунай пересекло 800 тысяч кочевников этого племени. Теперь под ударами половцев отошли за могучую реку остальные, и в степи появились новые хозяева, которые в течение последующих полутора веков будут заниматься здесь любимым своим делом: воевать, кочуя, и кочевать, воюя.

Западно-европейскому человечеству эта степная рокировка ничего хорошего не сулила. Печенеги сбежали на Балканы по той простой причине, что они резко ослабли в военном отношении. А слабый сильного не усиливает. К тому же кочев-ники не были христианами! Конечно же, многие из них крестились, оказавшись в Византийской империи, но по духу своему они еще долгое время должны были оставаться кочевниками тюркской духовной закваски. А у тюрков религиозное настроение не совпадало с христианским — тому свидетельница ее величество История. Пропустив на свою территорию слабых печенегов, византийские императоры приобрели лишние хлопоты, а европейские повелители — лишнюю головную боль: быстро дряхлеющие монархи Константинополя словно бы забыли о вторых крупных воротах своей державы и Юга Европы — о Дунае.

1095 год

Противостояние императора Генриха IV и папы Римского достигло кульминационного момента. На соборе в Пьяченце Генриха предали анафеме. На этом же соборе послы от Византийского императора Алексея Комнина должны были поведать собравшимся двустам епископам и архиепископам, четырем тысячам служителям церкви и тридцати тысячам представителям европейской знати о плачевном состоянии Святых для любого христианина Мест: об этом хотел услышать папа Урбан II, блистательный оратор, об этом говорил, вернувшись из Иерусалима, отшельник из Пикардии Петр Пустынник.

Потрясенный увиденным, он прибыл в Италию, сел на мула и стал объезжать на этом тихоходом создании города и села. Его страстное слово болью отозвалось в сердцах верующих. Его слово очень понравилось Урбану II, именно поэтому папа Римский созвал собор в Пьяченце и попросил послов императора Византии с высокой кафедры поведать о плачевном положении дел в Иерусалиме, а заодно и призвать христиан освободить Святую Землю от мусульман. Ни того ни другого послы Алексея не сделали. И решение принято не было.

1095 год

Состоялся Клермонтский собор в Оверни. Десятым вопросом на нем был вопрос о Святой Земле.

На большой Клермонтской площади народу собралось очень много.

Папа Римский Урбан II восседал на высоком престоле, молча взирая на гулкую массу самых разных людей.

Первым заговорил Петр Пустынник, один из величайших трагиков истории. Его нерезкий, глубокий голос, вибрируя влажными нотками, дрожал; его облаченная в грубую одежду смиренная фигура напоминала истинным христианам о долге; его пронизанные горькой жалостью слова сжимали сердца жалостливых, и от них волна неизживного сострадания расходилась по площади от сердца к сердцу. Слез еще не было. Они настаивались в душах собравшихся на Клермонтской площади; они расслабляли разум даже самый строгий; они готовили людей к внутреннему подвигу, к величайшему делу, к ответственному решению.

Вторым говорил папа Римский.

Это был оратор не плаксивого склада, но в данный миг ему очень помогла речь Петра Пустынника. Она подготовила людей, разнежила, расслабила их души. Урбан II говорил спокойно, без резких модуляций в голосе. После первых же его слов послышались рыдания, быстро раскачавшие огромную массу собравшихся на площади людей.

«В позорном порабощении находятся Святые Места, наследие Христово», — сказал Урбан II под нараставшую дрожь людских душ.

«Христианской Европе угрожают варвары», — рыдала уже вся площадь.

«Надо послужить Богу Живому».

Надо. Надо. Надо.

Отозвалась каждая добрая душа.

«Мужайтесь, воины, вы завоюете Царство Небесное».

Завоюем его!

«Все земные блага и богатства Азии лежат перед вами».