Дэвид Гилман - Бог войны

Блэкстоун высматривал хоть какое-нибудь движение за городскими стенами. Там было достаточно спокойно, чтобы предположить, что Сакет уже ринулся в погоню за англичанином.

– Как думаешь, он встал здесь на зимние квартиры? – спросил он.

Мёлон кивнул.

– В такое время года никому не по душе устраивать набеги и сражаться. Подкопил зерна и провизии, как и добрый аббат – по большей части для своих людей, а значит, горожане сидят впроголодь и слишком слабы, чтобы пытаться что-нибудь предпринять.

Часовые, жавшиеся спинами к стенам сторожевых башен ради хоть какой-то защиты от жгучего ветра, почти не шевелились. На этих башнях ветер чувствуется куда сильнее, отметил про себя Блэкстоун, и скорее всего, они стараются и носа не высовывать в своем убожестве. И уже хотел было возвращаться с Мёлоном к перекрестку, когда ветер донес от городских стен вопль боли. Лениво повернувшись, часовые поглядели сверху на площадь. Увидеть ее отсюда было невозможно, но судя по невозмутимости часовых, подобный звук был в Шульоне не в диковинку и не представлял остальным наемникам ни малейшей угрозы. Через несколько мгновений истошный вопль заглушил дружный хохот на площади.

– Увечат какого-то бедолагу, – заметил Мёлон. – И наслаждаются этим.

Один из часовых что-то крикнул находившимся на невидимой площади, но до слуха Томаса его слова не долетели.

– Не расслышал? – осведомился он.

Мёлон покачал головой. Вой ветра перекрыл очередной крик боли.

– Говорит тем, кто внизу, чтобы врезали ему еще разок. Ублюдки. Тут я даже жалею, что с нами нет пары ваших английских лучников, уж я бы пригвоздил гадов к месту.

Блэкстоун лежал молча, положив подбородок на кулаки и глядя вниз на город.

– Как нам взять Шульон? – спросил он. – Осаду мы устроить не можем. Не вижу с этой стороны ни одной отремонтированной стены, чтобы подвести подкоп. Не знаю. Можно устроить засаду на Сакета, прежде чем он вернется. Но тогда… Не знаю, сколько у него людей.

– Вы меня спрашиваете или рассуждаете сами с собой? – уточнил Мёлон.

– Спрашиваю.

Мёлон со вздохом задержал взгляд на городе-крепости.

У Томаса Блэкстоуна довольно отваги и безумия, чтобы напугать черта в пекле, но он не брезгует и спросить совета у старого солдата вроде него.

– Лучше всего эскаладой, – сказал он. – Сладим лестницы, приставим ночью к стенам и перебьем, кого только сможем, пока есть время. Пока Сакет не вернулся.

– Ты уже делал подобное?

Стащив шлем, Мёлон поскреб череп, а потом вогнал роговой ноготь в спутанные волосы и выудил вошь.

– Пару раз. Господин д’Аркур сего не одобряет. Считает бесчестным способом, приличным только бандитам.

– Но ты считаешь иначе.

Мёлон потер палец о палец, проклиная вошь.

– А чего ж, по-вашему, он отрядил меня с вами?

Блэкстоун оглядел стены снова. Сторожевые башни расположены на востоке и на западе, одна дает обзор подступов по дороге от монастыря, другая – единственного тракта, исчезающего на пригорке в лесу ярдах в двухстах от нее.

– Высота стен двадцать футов.

– Двадцать пять, – поправил Томас. – Где перелезем? На ближайшей к нам стене, как по-твоему? Она сильней всего затенена лесом и ночью будет в самой глубокой тени.

Внимательно оглядев небо, Мёлон пососал обломок упавшей веточки, приспособив его вместо зубочистки.

– Нет. Не там. Ветер с севера. Тот северо-восточный угол – самая холодная и сырая часть града, – указал он, – да вдобавок овражек, спускающийся еще на пять футов. Хорошее укрытие. Если часовые и ходят по стенам, хотя готов поспорить, что нет, потому что они ленивые полусонные ублюдки, считающие, что никто никогда не посмеет им угрожать, там они задерживаться не будут. Повернутся спиной к этому сучьему ветру. Зайдем оттуда, а оба караульных на сторожевых башнях будут таращиться в другую сторону.

– Я не могу вести людей в город, пока мы не знаем, сколько их против нас. Нам известно, что их не меньше шестидесяти, но скольких Сакет взял в погоню за нами?

Щелчком отшвырнув изжеванную палочку, Мёлон снова нахлобучил шлем.

– Вы бросили вызов и угрожали ему. Нас тридцать – значит, он возьмет не меньше сорока. Коли там осталось человек двадцать или тридцать, хорошо бы знать, где они, потому что нам нужна внезапность, иначе взять перевес будет трудновато. И кто еще знает, как отнесутся градские.

Блэкстоун быстро обдумал это. Ответственность за захват города лежит на нем. Нет, даже более того, сказал он себе. Еще и его амбиции. И потери, и приобретения отнесут на его счет. А ему не хотелось возвращаться к нормандцам, бросив большинство их людей полегшими в зимнем поле.

Блэкстоун вернулся в монастырь, где Мёлон тут же приставил послушников мастерить штурмовую лестницу. Стена Томаса уже обретала форму. Сколотили деревянные рамы – снизу пошире, чем сверху, – в качестве шаблонов, чтобы она была как можно ровнее по высоте. Разметили участок в форме стены, а затем туго натянули между рамами отрезки шпагата в помощь кладчикам. С помощью свинцовых отвесов Талпен и Перенн выставили ее строго вертикально. Стена росла ряд за рядом, и через каждый ярд или около того ее скрепляли, пуская камни вперевязку. Блэкстоуну увиденное понравилось. Эти люди знают в деле толк. Камни клали чуть под углом вниз, чтобы дождь сбегал с них, а по окончании каждого ярда группа пожилых монахов вываливала в пустоты корзины мелких камней и гравия. Стена ни за что не будет настолько прочной, как хотелось бы Томасу, зато скорость работы служила добрым предзнаменованием. Заступая на место другой, новая смена видела, как много камня уже уложено. Ни Талпен, ни Перенн не желали уступать друг другу, и это состязание захватило и их подначальных. Скорость работы все возрастала, солдаты начали вступать в союзы, чтобы превзойти предыдущую смену, что повергало монахов в уныние, пока настоятель брат Марк не узрел в более взыскующей работе путь к спасению. Состязанием Бог указует им путь, возвестил он братии. Чем быстрее они закончат стену, тем быстрее смогут вернуться к своей молитвенной жизни. Ревностный труд дарует им освобождение от ярма англичанина.

Перемена не ускользнула от внимания Блэкстоуна; заметили ее и Талпен с Перенном.

– Они следуют за настоятелем охотно? – поинтересовался он у двоих строителей стены.

– Смахивает на то, – ответил Талпен. – Насколько я уразумел, аббата пристроили сюда не меньше года назад, когда орден отделался от него. Монахи его не желали: когда старый аббат помер, они высказались за настоятеля. Но у аббата Пьера есть какие-то связи, он добился благосклонности короля и был водворен сюда. Кто бы посмел выступить против? Селяне возделывают землю, а он собирает их десятины, сидя на своей толстой заднице.