Дэвид Гилман - Бог войны

Блэкстоун видел лишь неустанно надвигающихся коней. Земля дрожит, комья грязи летят из-под копыт; копья наклонены, мечи занесены высоко в воздух, щиты утыканы стрелами. Что могут эти люди разглядеть через узкие щели своих песьемордых бацинетов? – гадал он, направляя снаряд в рыцаря в сюрко с алым крестом на темно-зеленом поле. Теперь они стреляли по более пологой траектории, бронебойные наконечники врезались в пластинчатые доспехи с такой силой, что вышибали всадников из седел с высокими луками. Где-нибудь в безопасном месте писцы, запечатлевая сражение, напишут, что в ту минуту, когда граф Алансона и его рыцари атаковали вверх по склону, на них обрушилось свыше шестнадцати тысяч стрел. До вершины брат французского короля не дожил.

И все же они не дрогнули.

Может, это и есть доблесть и слава, о которых вещал сэр Гилберт?

Блэкстоун смотрел, как уцелевшие поворачивают обратно, чтобы собраться у подножия холма. Позади них собирались новые французские всадники. Уцелевшие перевооружались, решительно настроившись вернуться и одержать победу, в коей даже не сомневались. Томас отхаркался и сплюнул, пытаясь избавиться от мерзкого привкуса во рту из-за смрада выпущенных кишок лошадей и людей. Поглядел на изнуренных стрелков своей роты, на лицах которых глубоко залегли морщины страха и напряжения битвы, будто оставленные рукой резчика по камню.

– Сегодня мы выкупили для короля сей кусок Франции, ребятушки. Так удержим же его еще малость, – сказал он им. Спустил тетиву с лука и приладил новую, не желая рисковать проиграть в силе из-за растянувшейся тетивы.

Джон Уэстон зачерпнул горсть воды из ведра, прежде чем отрок побежал дальше вдоль строя.

– Я лишь хочу, чтобы один из этих богатых ублюдков-рыцарей сдался на милость и выкуп за него дал бы королю столько сраной земли, сколько ему надобно. А мне бы тогда не пришлось лишаться кожи на перстах. Глянь-ка, – выставил он ладонь на всеобщее обозрение, – даже все мозоли напрочь посдирало.

– Это потому, как ты полбоя задницу свою чесал, – поддел Уилл Лонгдон.

Бойцы рассмеялись, радуясь развлечению. Уэстон напустил на себя уязвленный вид.

– Будь твоя задница так намята седлом, аки моя, ты бы нюни распустил, – огрызнулся он.

С той стороны по лону земному медленно полз вечерний туман. Август на исходе, и ночь принесет сырость и холод, которым солдаты будут только рады после изнурительных трудов жаркого дня. Те, кто доживет.

Блэкстоун поглядел на брата. Отрок прилег на сырую землю, посасывая травинку, будто дома на сенокосе наблюдал за вспорхнувшим полевым жаворонком. Томас опустился на корточки рядом с ним.

– Что видишь? – спросил Блэкстоун ласково, глядя на облака с розовой оторочкой. Скоро стемнеет, и тогда в рукопашной будет еще труднее отличить друзей от врагов.

Ричард перевел взгляд на него, не уразумев сказанного, как Томас и думал. Тряхнул головой, когда Ричард ворчанием выразил непонимание. Блэкстоун понял, что уже никогда не найдет в сердце место, которое брат занимал раньше. Похлопал Ричарда по плечу и жестом велел подниматься на ноги.

Передышка подошла к концу. Через долину прокатился торжественный зов фанфар. Литавры снова завели свой воодушевляющий рокот.

Томас оглядел исковерканные трупы людей и лошадей – нищенская могила, ощетинившаяся стрелами вместо надгробий. От представшего зрелища у англичан заняло дух. Рыцари сплотили ряды. Заслон короля Эдуарда в четыре ряда, растянувшийся почти на тысячу ярдов по склону, казался совсем ничтожным по сравнению с корпусом всадников, тронувших своих коней вперед неспешным, решительным шагом. В ряды тех, кто уже шел на англичан грудью, влилась свежая кровь. Знамена реяли на вечернем ветру, и многоцветье сюрко, щитов и флагов могло посрамить закатное солнце.

– Боже правый, – проронил Уилл Лонгдон, перекрестившись.

– Одних стрел нам будет маловато, Томас, – заметил Джон Уэстон. – Нужно окаянное чудо, а мы с церковью были врозь, сколько я себя помню.

Блэкстоун оглядел вымпелы. За истекшие недели он научился распознавать некоторые из геральдических символов благородных французских династий. Впрочем, чтобы углядеть герб д’Аркуров, дока не требовался. Брат и племянник сэра Готфрида шли в третьем эшелоне. Томас поглядел вдоль строя туда, где стояла наготове свита принца. Пятерней убрав волосы назад, принц надел на голову темный металлический шлем. Взмахнул десницей с мечом влево-вправо, снова разминая малость затекшие мускулы. И когда обернулся сказать что-то остальным, все глядевшие ясно увидели улыбку на его лице. Он радовался.

В паре шагов позади Ричарда Фитц-Саймона, крепко державшего знамя принца обеими руками, стоически высился в своем забрызганном кровью сюрко Готфрид д’Аркур обок сэра Реджинальда Кобэма. Прижав палец к носу, старый вояка выдул наземь соплю, спокойно дожидаясь тех, кто переживет предстоящий град стрел. Смертоубийство не трогало его чувств. Подобные сантименты он оставил на долю женщин. Он знал, что в бой идут члены рода д’Аркуров, но не ощутил ни малейшего сочувствия к маршалу армии. Врага надо убивать как можно более толково и расторопно, будь он родней или нет.

– Лады, ребята, построились, – призвал Блэкстоун, становясь в центре своей роты. Положив ладонь Ричарду на плечо, велел ему встать рядом. Отрок улыбнулся и отвернулся. Томас чуть не позвал его по имени, но вместо того протянул лук, коснувшись им спины отрока. – Здесь, – указал он на землю рядом с собой.

Ричард затряс головой, гортанным откликом и жестами поведав Блэкстоуну, что теперь считает себя мужчиной и будет сражаться вместе с другими мужчинами. Томас мог бы его остановить. Должен бы. Но, может статься, пробил час отпустить его. Разве король не поставил собственного сына в самое пекло, ожидая, что тот исполнит свой долг?

Блэкстоун кивнул, и отрок повернул прочь, чтобы встать в конце линии обороны лучников. Каждый из остальных поднимал руку, чтобы коснуться его плеча, когда он проходил. То был жест товарищества – а может, они все-таки считали его талисманом. Но стоило Томасу переключить внимание на вздымающуюся волну французских конников, поднимающихся по холму все ближе, как он понял, что Гилберт наблюдал за происходящим.

– Так оно и должно быть, Томас, – молвил тот. Подтянув змеиный узел на мече, поднял его над головой и выступил перед строем, обратившись лицом к врагу. И крикнул: – Святой Георгий!

– Святой Георгий! – взревели воины. А потом крик прокатился по рядам, Блэкстоун увидел, как принц и его дворяне поднимают свои мечи. «Святой Георгий! Святой Георгий!» – могучий боевой клич воспламенил английские сердца.

Передняя шеренга шагнула вперед, чтобы встать вровень с сэром Гилбертом.