Дэвид Гилман - Бог войны

Более ясного послания французскому королю и быть не могло.

Англичане не отступят.

На сей раз французские рыцари не ринулись в атаку очертя голову, смертельным галопом навстречу славе. Ряды конников сжимали щиты и копья, коленями соприкасаясь с соседями. Женская вуаль не могла бы порхнуть через этот строй, не напоровшись на острие.

Невозмутимо въехав в зону обстрела лучников, они подняли щиты, чтобы укрыться от смертоносной грозы. Но этого было мало. Стрелы нашли дорогу через доспехи и бока лошадей. Поднятые щиты сделали уязвимыми мягкие подмышки. Пластинчатые доспехи еще могут отразить стрелу, но кольчугу она прошивает, как нагую плоть. Ряд за рядом продолжали подступать, и снова любимые королевские лучники, чернь Англии, истребляли величие и славу европейской знати. Но место павших людей и лошадей занимал следующий ряд. На сей раз французов не остановить. Когда боль и жгучая жажда мести охватили их на сей раз, они устремились вперед могучим конным валом брони.

И когда они двинулись на передовую линию, настала пора остановить их роте Блэкстоуна.

– Пятьдесят шагов! Тридцать! – выкрикивал он команды. – Товсь… наложи… натяни… – Выждал еще десять ярдов. – Пускай!

За шепотом трепетно прошитого воздуха последовал грохот металла о металл. Инерция понесла раненых боевых коней вперед, а рыцари валились как подкошенные. Некоторые тщились выдернуть из доспехов стелы с бронебойными наконечниками, но порванные мышцы, связки и перебитые кости повергали их наземь в чудовищных муках в считаных шагах от рядов англичан. Пикейщики и латники выступили вперед, деловито приступив к убийствам. Покалеченные лошади падали, оставляя седоков беззащитными. Катаясь по земле, дестриэ подминали людей, а англичане поступали как повелел их король – не давали пощады.

А потом, в каких-то футах от Блэкстоуна, рыцари едва не прорвались. Линия подалась под их напором, прогнувшись, но, подкрепленная задними рядами, отважно продвигавшимися вперед, удержалась. Несколько выигранных врагом ярдов вернули обратно. Кряхтящие воины бросались друг на друга, обмениваясь ударами, пока один из них не валился от изнеможения или ран. Они бились насмерть. Об отступлении не могло быть и речи. Французы понимали, что должны выстоять или сложить головы здесь, потому что отступить по открытой местности, не став снова мишенью для смертоносного искусства лучников, просто невозможно.

– Ни шагу назад! – гаркнул Блэкстоун своим стрелкам, поспешившим назад, под защиту валлийских пикейщиков, двинувшихся вперед, чтобы принять участие в рукопашной. – Ищите цель! Неважно, как близко!

И выпустил две стрелы одну за другой, одной пронзив горло рыцаря, когда Гриффидд ап Мадок пронзил пикой его коня. Вес падающего животного вырвал пику из рук валлийца, и прежде чем он успел схватить другую, вторая стрела, прошелестев у него над ухом, угодила в рыцаря, замахнувшегося двуручным боевым топором. Выпучив глаза, валлиец оглянулся через плечо, увидел, что это убийство совершил Блэкстоун, и снова впал в боевой раж. Алебарды обрушивались на верховых рыцарей, попадая по плечам или затылку, заставляя качнуться вперед и подставить под удар незащищенные части бедер и ягодиц. Тогда острия алебард и пик вгоняли в мягкую плоть, калеча всадника и обрекая его на погибель от ударов мечей.

Рыцари и латники стояли плечом к плечу. Стена щитов в обороне почти не претерпела изменений со времен Римской империи. Эдуард, изучавший военное искусство по трудам военного историка четвертого столетия Вегеция, прибегал к ней частенько. Но сломить можно любую стену, и теперь один лишь вес всадников, переживших ловчие ямы и стрелы, тяжким бременем навалился на скорчившихся за щитами.

– Мечом и копьем! Разом! – разнеслась вдоль строя команда сэра Гилберта. Его способность биться без устали, несмотря на старые раны, влекла к нему солдат, готовых сражаться с ним плечом к плечу, зная, что они рядом с великим воином. Как только рыцари приближались к рядам пикейщиков, те кололи и тыкали стеганые барды жеребцов, нашаривая слабые места на груди и боках животных, протискивая клинки между конскими доспехами, пока плоть не уступала, заставив бестию взвиться от ужаса и боли на дыбы. Тогда мечники принимались рубить и тыкать доспехи француза. Низвержен, пронзен, ослеплен. Великие и могучие мира сего лежали на вывороченной траве, извиваясь, как вепри-подранки на охоте.

На принца обрушилась мощная кровопролитная атака. Рыцарей и пехотинцев перебили, латники образовали очаг сопротивления вокруг него, а принц размахивал мечом, с несокрушимым упорством разя всякого, кто ему грозил. Принц вступил в бой против врагов отца. Шаг за кровавым шагом он продвинулся на ярд, за ним на другой, обрушивая на атакующих свой меч. Как и большинство английских рыцарей, он бился с открытым забралом, желая ясно видеть врага, свободно вдыхая воздух, в котором так отчаянно нуждался. Угрозу со стороны арбалетчиков стальные подковы давным-давно втоптали в грязь. Драконово знамя собственного удела принца развевалось рядом с ним, и его знаменосец Фитц-Саймон крепко держался под натиском атакующих. Его положение было куда опаснее. Рядом с принцем он не мог постоять за себя. Валлийский дракон должен реять в высоте. Принц – трофей, и французам это ведомо. Когорта французских рыцарей в пешем, плотно сбитом строю, бившихся, как дисциплинированное подразделение, пробивалась все ближе и ближе к нему.

Увидев это, сэр Гилберт возглавил атаку с фланга, взяв с собой дюжину человек, прокладывая путь среди обезумевших лошадей и разящих мечей. На этом залитом кровью холме французская знать с лихвой окупила право на привилегированное житье. Людской вой соперничал с надрывным визгом животных. Крики « Montjoie! Saint Denis !» [20] Святой Дионисий (Парижский), покровитель Франции. Именно его имя являлось второй частью девиза королевства. скликали французов, поддерживая их.

Строй прорвали, но он сомкнулся, затем прорвали вновь. Лучников вывели из боя. В воцарившейся свистопляске Блэкстоун увидел, как Джон Уэстон сцепился с французским латником. Несмотря на силу и вес доспехов, тому нелегко приходилось против широкоплечего лучника, но Уэстону было не за что ухватиться. Его руки скользили по доспехам, склизким от крови.

– Помогите! Христос всеблагий! Нет! – крикнул Уэстон, падая.

У Томаса осталось две стрелы, и он выстрелил в нападающего, даже не целясь. Стрела вошла в подмышку занесшей меч десницы. Откатившись в сторону, Уэстон на четвереньках ринулся прочь, но тут другой рыцарь обрушил свой меч ему на спину. Джон Уэстон задергался, давясь хлынувшей кровью и скребя руками по земле, как насаженная на булавку букашка. Спасти его у Блэкстоуна не было ни малейшего шанса. Линия выстрела была перекрыта. Его люди гибнут. «Господь милостивый, помоги нам!» – мысленно воскликнул он.