Дэвид Гилман - Бог войны

Бланш подождала, пока Жан опустится в исходящую паром воду деревянной ванны. Свое вожделение к мужу она всегда держала в крепкой узде, не желая оскорбить его похотливостью. Она сбросила сорочку, выступив перед ним на фоне света из окна, смягчившего силуэт, делая ее даже желаннее. По его лицу увидела, что предложенный ею чувственный образ не будет отвергнут. Скользнула в теплую воду и оседлала его. Вожделением нужно управлять, чтобы испить удовольствие в полной мере.

Ощутив, как он входит в нее, как его руки и уста не могут устоять перед ее грудями, она поняла, что уже недалек тот час, когда Христиана возляжет с Блэкстоуном. Женщины почти не властны над собственными жизнями, но мужская постель способна избавить от вопиющего отсутствия влияния. И она, графиня Бланш д’Аркур де Понтьё, женщина высокородная, позаботилась, дабы ее подопечная была искушена в умении, которое наделит подобным влиянием ее собственную жизнь.

Соломенное чучело из старой мешковины было повешено, как безродный тать, с расставленными ногами, привязанными веревкой к вбитым в землю колышкам. Блэкстоун пошаркал по земле под ногами, чтобы встать попрочнее, и сосредоточился на беспомощной жертве. Уже выпал первый снежок, но зима еще не вступила в полную силу. День за днем, снова и снова д’Аркур повторял несколько позиций, которые мечник может занять, готовясь к схватке с врагом. Синяки и ушибы Блэкстоуна служили свидетельством уроков, вколоченных в него. Теперь он стоял в учебном дворе один, пока обитатели замка занимались своими делами, усердными хлопотами предвещая прибытие гостей.

Пу́гало незряче взирало, как фигура перед ним двигает руками и ногами в туго свитом танце смерти. Правая нога Томаса удерживала его в равновесии, наклоненные вперед кисти защищали от возможного удара по ногам. Левая рука прикрывала грудь щитом, а второй он положил меч плашмя на кривое предплечье, будто скрипач, собирающийся завести мелодию. Это стойка для защиты ног и жизненно важных органов. Голос в голове приказывал повиноваться: баланс и движение, шаг в сторону и выпад – повернувшись в шаге на пальцах ног, словно огибал противника, он нанес удар сверху вниз, и соломенный человек дернулся.

Снова повторив атаку, Блэкстоун вытянул руку, выставив небольшой круглый щит перед собой; теперь меч покоился у него на правом плече лезвием к небесам, большой палец был прижат к гарде над рукояткой, чтобы умножить силу и стремительность удара. Левая нога шаркнула вперед; пламенеющий рубец еще обрамляли черные проколы швов, он еще оставался болезненным при растяжении, но нога уже крепче поддерживала туловище с дополнительным бременем мышц лучника на спине и плечах. Он не сказал д’Аркуру о собственном распорядке регулярных упражнений с куском железа, куда более тяжелым и неуклюжим, чем любой меч, который он поднимал и размахивал им изо дня в день.

Волчий меч по-прежнему оставался на своем месте у его кровати – клинок острый и блестящий, обмотанная шнуром рукоять потемнела от старой крови. Он ждал, будто часовой, чтобы достойная длань обрушила его смертоносный клинок на противника. Блэкстоун знал, что еще не достоин.

Наложи, целься, натяни и пускай! Ритм, поддерживавший его искусство лучника, теперь уступил место иной летальной комбинации движений. Раненая нога запротестовала, когда он двинул ее вперед, внезапно изменив стойку, вынося десницу с мечом перед лицом лезвием кверху. Этот прием с защитой головы обеспечил мощный удар книзу справа налево, отрубивший соломенному человеку ногу в бедре. Должно быть, деревянный клинок напоролся на слабый шов.

Дисциплина боевой связки наполнила его энергией и умножила уверенность, но сейчас, в момент удара, память выплеснула на него подавленное воспоминание последних бурных мгновений под Креси. Именно такой атакующий удар обрушил на него тот немецкий рыцарь, но инстинкты Блэкстоуна каким-то образом отшвырнули его за пределы убийственной досягаемости клинка, вместо отрубленной конечности одарив его раной, которая останется при нем навсегда.

Воспоминание о могучем рыцаре, убившем брата, прорубая путь к английскому принцу, было окутано вечерним сумраком. Все произошло настолько быстро… Его мысленный взор удержал безмолвное видение. Блэкстоун стоял недвижно, опустив десницу с мечом, повернув корпус в бедрах, а разрубленное чучело истекало соломой на ветру. Он был на волосок от того, чтобы тот рыцарь разрубил его, и только теперь, изучив убийственные приемы, постиг, каким благословением были те жизненно важные последние секунды.

Из свистопляски воспоминаний выплыл голос, настойчиво повторявший его имя.

Он обернулся. Христиана, закутавшись в плащ, стояла в нескольких футах позади него с тревожным видом, словно была слишком напугана, чтобы приблизиться еще хоть на шаг.

– Я тебя звала, – сказала она, съежившись от хлесткого ветра. Потом улыбнулась, надеясь этим пробиться через застывшее на его лице выражение непонимания. – Томас?

Кивнув, он ступил к ней, привлекая ее крохотную фигурку к себе, а потом смахнул снежинку с ее носа.

– Прости. Меня атаковало пугало.

Она рассмеялась, когда он отшвырнул деревянный меч и повел прочь от воспоминаний.

Соломенный человек сдался на волю ветра, разметавшего его останки по темнеющим небесам.

Блэкстоун уложил последний обтесанный камень в день святого Николая [23] 6 декабря. , когда пасмурное небо грозило разрешиться густым снегопадом. Теперь его стена достигала высоты плеча и послужит оборонительным редутом, буде чужаки одолеют стены, как случилось прежде, когда беззаконный сброд перебил солдат и челядь д’Аркура. Произведением искусства каменщика ее не назовешь, да и владыка поместья не видел в ней жизненной необходимости, но д’Аркур потакал англичанину, втихомолку восхищаясь мастерством юноши. Он найдет ей применение – скажем, она послужит загородкой, куда его рабы выпустят свинью, а потом будут состязаться в том, кто первый уложит животное дубиной. Выйдет знатная потеха – щедрый дар их господина на Рождество.

Смыв грязь с рук, Блэкстоун наблюдал за лихорадочной деятельностью вокруг. Он ничуть не удивился, узнав, что полдюжины нормандских владык со своими свитами скоро прибудут для празднования Рождества. О лошадях надо будет позаботиться почти с таким же гостеприимством, как о самих гостях. В воздухе витали ароматы жареного и вареного мяса, а дворня Жана д’Аркура занималась последними приготовлениями к пиру, который зададут по окончании поста.

На прошлой неделе в замок доставили из окрестных деревень свежее сено и дополнительные мешки овса. Подмастерья ковочных кузнецов неустанно работали мехами, молоты звенели о наковальни, делая новые подковы для коней д’Аркура. Д’Аркур перед полуднем вернулся с ранней утренней охоты в компании полдюжины домочадцев. Сокол на его руке сидел уже в колпачке, но жертвы хищника – цапля, лебедь и аист – были приторочены к вьючным седлам вкупе с несколькими тушами ланей, окровавленными от наконечников копий, пронзивших сердца и легкие.