Дэвид Гилман - Бог войны

Он снова сомлел. Должно быть, утоляющие боль зелья спутали его мысли.

– Как тебя зовут? – спросил Блэкстоун.

Тот озадаченно вытаращил глаза, слово тужился припомнить невразумительное послание, смысл которого ускользает от него.

– Это… Харнесс, Уильям Харнесс, и я гонец короля Англии. Я вам говорил?

– Да. Меня зовут Томас Блэкстоун. Я англичанин. Ты знаешь сэра Гилберта Киллбера? Он был рядом с принцем под Креси.

– Это там вас располосовали? – уставился Харнесс на шрам Блэкстоуна.

– Да. Ты его знаешь?

– Я в Англии? Как вас зовут?

– Томас. Меня зовут Томас. Ты во Франции. В Нормандии. Так как насчет сэра Гилберта? Он жив?

– Вы пленник?

Блэкстоун сдержал свое нетерпение.

– Нет, я спас тебя из той деревни.

– Верно. Я помню. Я был в клетке, когда увидел ваших всадников. Я подумал… Иисусе благий, благослови Бог моего короля, что послал войска разыскать нас. Потом голос, подаривший мне надежду. Нассать! Нассать на них! Вот что я услыхал. Только англичанин сказал бы такое, подумал я. Нассать на них. Вернее некуда, сказал я себе. Я продрался из клетки из последней унции моих сил. Я хотел вернуться к моему государю и моим друзьям. Эти… ублюдки… они… терзали нас… Сэр Гилберт Киллбер. Я слыхал это имя. Не знаю. Мы перебили французов. Вы там были?

Харнесс снова начал терять связь с реальностью. Слишком рано его расспрашивать.

– Да, – повторил Блэкстоун, – я там был.

Раненый ухватился за запястье Блэкстоуна.

– Я боюсь. Боюсь. Страшусь тьмы и того, что меня ждет. Не позволяйте им меня забрать. Поклянитесь, что не позволите им забрать меня снова.

– Клянусь. Здесь ты в безопасности. Ты огражден от всякого вреда.

Тот вздохнул и закрыл глаза, уплывая в сон.

Раз они нападают и убивают гонцов английского короля, значит, сопротивление в душе французского населения еще не подавлено. Какая бы великая победа ни была одержана месяцы назад, влияние Эдуарда падает, а раз так, понял Блэкстоун, и его жизнь может рано или поздно оказаться под угрозой.

В большой зале Мёлон стоял перед безмолвными баронами во фрунт.

– Мессир Томас пошел в то село супротив моей воли. А как он зашел в одну из хибар, мы увидали, что человек, коего держат в свинарнике, пытается выбраться. Поначалу мы подумали, что он человек одного из местных господ. Мы увидели, что другого человека забили и вздернули, и мессир Томас приказал нам взять человека, что мы нашли, с собой. Мы отъехали от деревни на пару миль, когда англичанин очнулся и сказал что-то господину Томасу, чего я не понял. Потом, пару дней спустя, мы увидали наемников. Я как мог увещевал его покинуть англичанина, но он настоял, чтобы мы бились. Могло кончиться для нас дурно, но он поставил нас на путь и отослал меня и другого человека им во фланг. Он преподал им добрый урок. Он был прав, а я нет. Молю вас о прощении, господин, что не сумел исполнить ваше приказание и избегнуть опасности.

– Думаешь, англичанин все продумал? – осведомился де Гранвиль. – Или он пытался произвести впечатление на тебя и твоих людей?

– О да, господин, он поразмыслил об том. Мы могли убежать от боя, но он в точности ведал, что деет. То была славная засада.

– А потом? – спросил Фосса.

– Потом он не дал мне убить последнего оставшегося в живых. Я хотел выпустить кишки этой свинье и насадить его башку на кол. Но он не допустил. Нет, господа, он посулил тому жизнь, коли тот выложит ему поболе сведений. Сказал, что сдержит слово. Что его слово – его честь. Тот ублюдок подобного обещания ни разу не слыхал. И как только он получил что хотел, сведения то бишь, тогда отнял у того пальцы от ладони и послал ублюдка обратно. Ни на миг не запнулся. Будто голову куре отсек. Таково было его послание. Поведать Сакету, дабы не вторгался боле на земли господина д’Аркура, или он, мессир Томас то бишь, его прикончит.

Задававшие вопросы примолкли. Напряжение было прямо-таки осязаемым. Мёлон ощутил, как желудок скрутило от страха, неуверенно заморгав.

– Говоришь, у него есть способности? – спросил д’Аркур. – Или удача?

– Господин, всем нам нужна удача в бою, но покамест мы не перебили сих татей, мессир Томас вел нас. Его выбили из седла, но, сдается мне, из-за его слабой ноги. На его отваге то не сказалось. Он не робкого десятка, мессир. Я не заметил ни следа страха даже на его лице. Руки его были тверды. На минутку мне даже показалось, что он смакует мысль. Ввязаться в сие. Есть слово для сего, господа… как там… рвется в бой.

– Воинственный, – подсказал де Гранвиль.

– Пожалуй, оно самое, мессир, – согласился Мёлон. – Звучит подходяще. А когда он отсек ублюдку пальцы, ну, мы уразумели, что у него все при всем. – Мёлон облизнул губы; в глотке у него пересохло от всех этих речей и внезапно пронзившего страха, что похвалами юному англичанину он мог огорчить собственного владыку.

– Как он с вами обращался? – спросил Жан д’Аркур у своего капитана.

– Мессир?

– Он обращался с вами как равный? Он простолюдин. Тот факт, что его пожаловали честью на поле брани, ничего не значит, когда он идет в бой с другими солдатами. Ты мой капитан и умеешь водить людей в бой. Так как же он обращался с тобой?

Мёлон на минутку задумался, потому что его господин задал вопрос со своеобычной властностью, но его любопытство встревожило старого вояку. Когда льется кровь и человек сражается за собственную жизнь, он возлагает надежду на Господа, свой меч и человека, который его ведет. Некоторые мочатся и гадят в собственные бриджи в бою, когда их охватит ужас, и нет человека, который посмеется над другим, коли пережил такое. Сей ужас сотворили другие.

– Может, мессир Томас и черная кость, господин, благородством он не обременен, уж наверняка, и коли попытался бы якшаться с нами, простыми солдатами, то посеял бы сомнение в его способности командовать. Он командовал, и мы повиновались. Он взял командование на себя и доказал свое достоинство, милорд.

Дворяне переглянулись. Мёлон в тревоге ждал, все еще вытянувшись в струнку, не осмеливаясь даже глядеть на этих могущественных людей из страха проявить несубординацию.

Наконец молчание нарушил Анри Ливе:

– Мёлон, ты сражался обок своего господина, как и люди, сопровождавшие тебя сегодня.

Мёлон замялся. Всякому ведомо, что он служил Жану д’Аркуру и его батюшке. Неужели то был вопрос?

– Не понял, господин. Простите.

– Все просто. Такой ли мессир Томас человек, за которым последуешь ты и твои солдаты – все вы, такие бывалые? В бой?

Мёлон помедлил, прежде чем ответить. Англичанин для него никто. Никакой преданности. Но он спас Гайара от бичевания, заслужив его верность. И Мёлона. Надобно верить в человека, подвергающего тебя опасности.