Трейси Шевалье - Тонкая нить [Литрес]

Джек Уэллс убрал одну руку с ее плеча и потянулся к поясу на штанах. «Сейчас!» – подумала Вайолет, крепко сжала игольницу, взмахнула рукой и, взмолившись, чтобы иголка не выпала, что было силы вонзила ему в шею.

Он дико заорал и, схватившись за шею, скатился с нее.

«Вперед!» – приказала себе Вайолет.

Она вскочила на ноги и, не обращая внимания на боль в локте и в плече, подхватила сумочку и побежала, сначала споткнувшись, но потом все быстрей и быстрей – так быстро она еще никогда не бегала, даже когда совсем юной убегала от братьев. Вот и ворота, одним духом она перемахнула через них. Вайолет не оглядывалась, чтобы только не терять драгоценных секунд. Велосипед был на месте, стоял возле ограды. Когда она добежала до него, брякнули ворота – это он перепрыгнул через них. Но она и не оглянулась, вскочила в седло и что было сил нажала на педали.

Вайолет слышала за спиной его тяжелое дыхание, слышала, как он ругался и злобно рычал, все ближе и ближе, вот он уже схватил ее за руку. Но ей удалось вырваться, иначе ей грозило бы падение с велосипеда. Вайолет поднажала, мышцы бедер так и горели, и, набрав скорость, оторвалась от преследователя.

Тяжело дыша, ни о чем не думая и не снижая скорости, она без оглядки крутила педали, раз-два, раз-два – воздух обжигал легкие. Опомнилась она, только когда между ней и бегущим за ней мужчиной было, как ей казалось, несколько миль. На дороге ни души, ни одной фермы поблизости, по обе стороны только поля и перелески. Здесь царило полное безлюдье, и ее охватило чувство благодарности к велосипеду, как к верному коню, который вынес ее и спас от смертельной опасности.

Вайолет снизила скорость, только когда добралась до какой-то фермы, раскинувшейся с обеих сторон дороги, а за ней был поворот к деревне. Ферма жила своей полнокровной жизнью: на ближнем поле паслись коровы, во дворе расхаживали куры, возле дома женщина что-то выливала из ведра в траву, на стуле сидел грелся на солнышке и читал газету мужчина, трое мальчишек гоняли мяч, а между ними с громким лаем прыгала собака. После всего, что с ней совсем недавно случилось, сцена казалась такой мирной и обыденной, что Вайолет, не веря глазам своим, едва удержалась от смеха.

На поле осталась ее шляпа, и волосы спутались. Увидев Вайолет, мужчина и женщина не сводили с нее изумленных глаз. Не останавливаясь, она проехала дальше. Дорога теперь была оживленной – люди возвращались из церкви или ехали к родственникам в гости на воскресный обед. Вайолет старалась не смотреть в глаза ни сидящим за рулем, ни пассажирам.

На окраине Уинчестера она остановилась, прислонила велосипед к столбу дорожного знака, порылась в сумочке и достала пудреницу. В зеркальце увидела на щеках пятна, спутанные волосы, искусанные губы и диковатый взгляд в глазах. Да, ни пудра, ни губная помада тут не помогут, подумала она. Постаралась как могла привести в порядок прическу рукой. Кладя обратно в сумочку пудреницу, вдруг поняла, что здесь нет подаренной племянницей игольницы. Должно быть, осталась на поле вместе со шляпой и теперь потеряна навсегда – не станет же Вайолет сейчас возвращаться. Она представила, как лежит там брошенная игольница, и расплакалась, громко всхлипывая и сотрясаясь всем телом.

Но плакала она, к счастью, недолго, – что сделано, то сделано.

Вайолет нащупала носовой платок Артура, вытерла глаза и лицо. Закурила, делая глубокие затяжки и пуская струю дыма к небу. В голове мелькнула мысль, не пойти ли в полицию – заявить на Джека Уэллса. Но тогда придется объяснять недоверчивым полицейским, зачем она оказалась на поле одна, и тем самым втянуть в дело Артура. Нет уж. Она представила торчащую в шее Джека Уэллса иголку и кивнула. Нет-нет, хватит. «Вайолет Спидуэлл, – подумала она, – ты хоть видишь сама, что натворила?»

Она снова села на велосипед и, не вращая педалями, покатила под уклон к городу – мимо железнодорожной станции, мимо средневековых ворот Уэст-Гейт, по Хай-стрит прямо к Баттеркроссу, а оттуда к внешнему дворику собора. Крутить педалями почти не нужно было, казалось, собор сам притягивает ее к себе, как магнит.

Вайолет прислонила велосипед к стене и вошла в прохладное помещение собора, двинулась прямо по центральному проходу нефа к ступенькам, ведущим к хорам. В соборе было пусто, если не считать алтарника, который в самом конце пресбитерия раскладывал напрестольную пелену и свечи на алтаре, подготавливая помещение к вечерне. Вайолет оглядела ряды стульев слева и справа от центрального входа. Подушечка с королем Артуром лежала слева, а недавно законченная – с Древом жизни – справа. На обеих были видны филфоты, но они не бросались в глаза, и, чтобы увидеть их, нужно было внимательно приглядеться.

Вайолет секунду подумала и выбрала подушечку с Древом жизни – сиденье под ней скрипнуло. Она закрыла глаза и прислушалась к своему организму. Дыхание замедлилось и почти вернулось к норме. Локоть все еще болел, но боль в плече притупилась. Мышцы ног горели после долгой езды на велосипеде, особенно после неожиданного бешеного рывка. Вернувшись домой, надо будет полежать в теплой ванне, чтобы мышцы расслабились.

Внизу живота все тоже болело – и от Артура, и от долгого сидения в седле. Вайолет сидела и слушала себя, и вдруг ей показалось, что она почувствовала внутри слабый толчок. Она открыла глаза и остановила взгляд на одной из подушечек, лежащей на сиденье прямо перед ней. На фоне темного дерева желтые и красные пятна вышивки, казалось, светились, как драгоценные камни.

Вот оно, началось, подумала она. Это зачатие.

– Обожаю ездить по железной дороге. Поезд действует на меня, как лекарство, – сказала Джильда, отворачиваясь от пробегающих мимо пейзажей Гемпшира и сияющими глазами глядя на Вайолет.

– Да, – улыбнулась в ответ Вайолет.

Впрочем, она прекрасно понимала, что улыбка не сможет скрыть ее крайней усталости. Три месяца подряд она так мало спала, что сама удивлялась, как она еще держится.

Дороти в своем зеленом пальто с отсутствующим взглядом сидела напротив. Вайолет решила совершить эту поездку в субботу, чтобы ее могли сопровождать подруги, она не вполне была уверена, что вообще кто-то придет. Том и Эвелин сказали, что будут, хотя им надо было найти кого-нибудь, кто мог бы присмотреть за детьми, – Вайолет подозревала, что шум вокруг этого они подняли нарочно, это был предлог, чтобы не явиться. Она надеялась увидеть Марджори, Эдди и Глэдис, но понимала, что не сможет просить брата привести их с собой. Из всех перемен, произошедших в прошлом году, невозможность регулярно встречаться с ними была для нее самой болезненной. Она все еще лелеяла надежду, что неясная позиция Тома с Эвелин может измениться. С помощью Дороти она даже изготовила новую игольницу, подарок Марджори, скрупулезно воссоздав все ее огрехи, на тот случай, если племянница придет в гости и захочет ею полюбоваться. За месяц до этого Марджори сама изготовила для нее поздравительную открытку с тщательно нарисованными фиалками. Вайолет обрадовалась, она надеялась, что Том и Эвелин захотят передать ей эту открытку. Рассказывая о том, как яростно настаивала Марджори, чтобы карточку передали тетушке, Том качал головой.