Бьянка Питцорно - Французская няня

— Сейчас вернусь, — сказала она. — Только схожу поблагодарю…

Однако, выйдя на лестничную площадку, она в сомнении остановилась. Кого же благодарить? Если цветы не искусственные, то маловероятно, что их и все остальное принесла мадам Ришье. Это мог быть кто угодно из соседей. Единственная, кого Софи могла смело исключить, была привратница — и не только потому, что девочка провела с нею все время, что отсутствовала дома.

«Этот добрый человек, так любивший маму, обязательно придет на похороны, — подумала Софи. — Я поблагодарю его завтра».

Но на следующий день, когда четверо мужчин из похоронной конторы вынесли на плечах из дверей дома на улице Маркаде скромный гроб, впереди которого шел священник, никто из жильцов не пришел проститься с Фантиной Гравийон. Никто не встал рядом с Софи и мадам Анно.

— Собери свое тряпье и возьми узел с собой! — приказала привратница сиротке. — Прямо с кладбища пойдешь со мной в дом призрения.

Было холодно, священник и четверо мужчин с гробом шли так быстро, что Софи еле-еле за ними поспевала. Они дошли до кладбища Монмартр меньше чем за десять минут. Кто-то уже открыл ворота и смел снег с центральной дорожки. По обеим сторонам от нее под белым волнообразным покровом проступали очертания могил. Казалось, ничто не изменилось с тех пор, как два дня назад Софи бегом неслась мимо решетки, возбужденно крича отцу: «Мне дадут шестьдесят франков!»

Два дня… Ей показалось, что прошла целая жизнь.

Софи посмотрела внимательнее: нет, кое-что изменилось. В глубине кладбища, где хоронили бедняков, чернела, нарушая всеобщую белизну, прямоугольная яма. Могила была готова принять останки той, что еще недавно была Фантиной Гравийон.

Кюре нагнул голову Софи к деревянной крышке гроба.

— Целуй! — приказал он. Потом прочитал молитву на латыни; никто из стоявших рядом не понял, о чем она. И закончил: — Аминь!

— Аминь! — отозвались все.

Гроб опустили в могилу, и священник окропил его святой водой. Могильщик наполнил лопату землей пополам со снегом и поднес ее Софи, которая не могла удержать ее одной рукой и опустила узелок на землю.

— Земля к земле, прах к праху, — проговорил священник по-французски.

Софи слушалась машинально. Она хотела плакать еще и для того, чтобы не показаться присутствующим бессердечной. Но холод как будто сковал ее слезы, и они застыли ледышками где-то в глубине глаз.

Когда все было закончено, мадам Анно резко сказала:

— Идем!

Скоро, совсем скоро двери дома призрения, еще одной черной бездны, разверзнутся и поглотят сиротку.

Женщина с девочкой двинулись к кладбищенским воротам.

Едва они вышли за ворота, Софи почувствовала толчок в спину, кто-то вырвал у нее из руки узелок и швырнул его под ноги мадам Анно. Привратница споткнулась о неожиданное препятствие, закачалась и, чтобы удержаться на ногах, оперлась на кладбищенскую стену, зарычав:

— Какого черта?

Чья-то рука с силой схватила Софи за запястье и потащила прочь от ворот.

— Скорее! Бежим! — прошептал ей на ухо голос. Это был Туссен.

Они бежали быстро, края белой шубы хлопали мальчика по ногам. Софи потеряла башмак и чувствовала, что чулок до колена вымок в мокром снегу.

Жан-Батист ждал их в карете за углом улицы Лемерсье.

— Залезай скорее! — велел девочке Туссен, придерживая дверцу. Кучер взмахнул кнутом, прикрикнул, и лошади побежали рысцой.

— Куда мы едем? — спросила Софи. Может, она уснула от усталости и холода? И все это ей просто мерещится? — Куда ты меня везешь? — повторила она с беспокойством.

— Домой, — спокойно ответил Туссен. — Мадам Варанс тебя ждет. Чему ты так удивляешься? Я ведь обещал, что вернусь, — добавил он. — Я и вчера приходил, но не застал тебя.

Так это Туссен, поняла наконец Софи, оставил в мансарде по приказу своей хозяйки молоко, хлеб, свечи и букетик цветов.

— Когда я рассказал ей, что твоя мама умерла и что эта злобная привратница дала тебе пощечину и отобрала деньги, мадам Селин сказала: «Твоя подруга не должна оставаться в этом доме ни минуты. Сейчас же возвращайся за ней. Почему ты сразу ее не привел?» я сказал, что ты не хотела оставлять маму. «Тогда иди и утешай ее. И скажи, что я ее жду».

— Но почему? — еле проговорила Софи. — Что ей от меня нужно?

Туссен пожал плечами.

— Вот такая она странная, моя хозяйка. Она сказала, что теперь бульвар Капуцинов станет твоим домом. Видно, ты ей понравилась. — Он посмотрел Софи прямо в глаза и добавил полушутя-полусерьезно: — Только не воображай, что это все оттого, что у тебя белая кожа. И не надейся, что мадам захочет тебя удочерить. Дочка у нее уже есть, ей семь месяцев. И другие, наверное, будут. Она еще совсем молодая.

— У нее есть маленькая девочка? — изумленно проговорила Софи. — Я не видела ее в прошлый раз. Где же она была? Ах да, ее, верно, отправили к кормилице в деревню…

Туссен перебил ее:

— Нет, мадам не отправляла ее в деревню. Малышка дома, и хозяйка сама ее кормит. Вот почему в этом году мадам не стала подписывать контракт с балетной труппой. Месье Эдуар хочет, чтобы она навсегда оставила сцену. Он утверждает, что балет — недостойное занятие для супруги дворянина. Но я думаю, что в этой истории важнее ревность: он просто хочет держать ее дома взаперти. Посмотрим, что будет, когда она отнимет Адель от груди. А что позавчера ты не видела ее дочку — ну, может, Деде тогда спала у себя детской или была с Соланж в комнатах для прислуги.

Так впервые, вспоминала теперь Софи, глядя, как Адель бегает за обручем в саду Тюильри, она услышала ее имя: Адель. В одиннадцать часов утра пятого января 1832 года. Но никакого особенного интереса к ней Софи тогда не испытала. Совсем другие вещи занимали ее в ту минуту.

— А цветы? — спросила она. — Где ты взял их в это время года?

— Мадам пожертвовала целых два горшка из своего зимнего сада. Зимний сад — это такая маленькая теплица со стенами из стекла. Луковицы там прорастают и цветут круглый год. Ты их разве не видела позавчера на подоконниках в гостиной? Месье Эдуар недоволен, что жена не разрешает ему курить в этой комнате и заставляет нюхать гиацинты и нарциссы, от которых у него болит голова.

Воспоминание о том, как они пахли на груди у Фантины, обожгло Софи, слезы вдруг перестали быть ледяными осколками, застрявшими в глазах, и горячо побежали по щекам. Туссен ничего не сказал, только молча протянул ей платок.

Они прибыли на бульвар Капуцинов.

Дверь открыла служанка, которую Софи в прошлый раз не видела. На ней был белый передник, а за пояс заткнута пуховка. Служанка вытирала пыль с фарфора в прихожей.

— Добрый день, Шарлотта, — дружелюбно поздоровался Туссен. — Мадам уже встала? Пойди скажи ей, что мы прибыли, и спроси, не хочет ли она сразу увидеть свою новую подопечную.