Бьянка Питцорно - Французская няня

Каминные часы пробили двенадцать, и тотчас на лестнице послышались шаги Соланж и крики Адели: няня и младенец возвращались с прогулки.

— Маленькая обжора требует свой обед, — рассмеялась Селин и пошла к двери. У Адели были красные от мороза щечки.

— Там снова снегопад, мадам, — сказала нянька и добавила: — Пришла портниха. Проводить ее к вам?

— Чуть позже, Соланж, — когда я покормлю малышку. Пока что отведи ее в швейную и предложи попить чего-нибудь горячего.

Пока Адель ела, Селин продолжала говорить с Софи.

— Я попрошу ее сшить тебе два других зимних платья и еще несколько более легких, пальто и легкую накидку, чтобы ты могла ходить прилично одетой. Гражданину Маркизу все равно, как одеваются его ученики, но я не хочу, чтобы ты носила одежду с чужого плеча.

Тут Софи не сдержалась и задала вопрос, который давно уже вертелся у нее на языке:

— Кто такой этот Гражданин Маркиз? Почему вы его так называете?

— Я думала, ты поняла! Это мой крестный, месье Филарет Арно Бофор, маркиз де ла Поммельер, старинный почитатель моей матери, верный друг и благодетель моих родителей.

— Так он старик?!

Селин рассмеялась.

— На прошлой неделе мы отпраздновали его семидесятилетие. Но он здоров как бык, полон сил, а духом куда моложе многих двадцатилетних юношей. Попроси Туссена рассказать, как им весело вместе, какие они придумывают игры, шарады и шутки.

— А почему он не ладит с месье Эдуаром?

— Видишь ли, Софи, мой муж гордится тем, что он баронет, и считает монархию идеальным видом правления. А крестный — убежденный республиканец: он уверен, что аристократ ничем не лучше брадобрея или прачки, и совершенно не держится за свой титул маркиза. С юности он с большим воодушевлением поддерживал теории философов-просветителей, а в двадцать восемь лет принял участие в Великой революции на стороне народа, рядом с Дантоном и Робеспьером. И аристократы, против которых он выступал, заклеймили его предателем. Он, конечно, был не один такой! Но другие уже потом, во времена Империи, а затем Реставрации, отказались от свободы, равенства и братства и быстро вернули себе прежние привилегии. А мой крестный остался верен своим идеалам и продолжает утверждать, что просветители правы и что дворяне не по заслугам получили то, что имеют. Им просто повезло, что они родились в таких семьях.

— То же самое говорит и Фигаро, севильский цирюльник! — одобрительно сказала Софи и продекламировала, гордясь, что помнит наизусть:

«Вы дали себе труд родиться, только и всего. Вообще же говоря, вы человек довольно-таки заурядный» [1] По комедии Пьера Бомарше «Безумный день, или Женитьба Фигаро» (отрывок приведен в переводе Н. М. Любимова) в 1830-е годы на парижских сценах шло множество спектаклей, в том числе балет («Тщетная предосторожность» Ж. Доберваля) и оперы («Свадьба Фигаро» В. А. Моцарта, «Севильский цирюльник» Дж. Россини и др.) . .

— Тебя водили в театр на комедию Бомарше? Быть может, ты даже слушала оперу Россини? — поразилась Селин.

— Я никогда не бывала в театре, — с сожалением вздохнула Софи. — Но в типографии, где работал мой отец, печатали «Женитьбу Фигаро», и Пьер Донадье приносил мне гранки, чтобы я читала родителям.

— Тогда тебе должно быть понятно, почему маркиз Филарет уже больше сорока лет продолжает требовать, чтобы его называли «гражданином». А ведь он происходит из старинного аристократического семейства — а до Революции за слово «гражданин» можно было оказаться в тюрьме. Племянники крестного его презирают и рассказывают направо и налево, что он выжил из ума, они-то и прозвали его с издевкой «Гражданин Маркиз» — как бы в напоминание о «Мещанине во дворянстве» Мольера. А он нашел это прозвище забавным и даже остроумным и, вместо того чтобы стыдиться, заказал себе такую монограмму и украсил ею герб над парадной дверью дома и дверцу кареты. И теперь в Париже его так называют все — и друзья, и недруги.

Заметив, что Софи продолжает смотреть на нее с беспокойством, она добавила:

— Тебе не нужно идти в школу сразу же. Подождем пару недель, ты к нам привыкнешь — и окрепнешь благодаря хорошему питанию. А пока стоит такая ужасная погода, тебе лучше оставаться дома, в тепле. Ты такая худенькая, что любой порыв ветра унесет тебя за тридевять земель.

Портниха за полчаса переделала сшитое перчаточницей платье и обещала за неделю управиться с первыми двумя вещами для Софи: шерстяным платьем на каждый день в серую и розовую полоску и теплым пальто с пелеринкой, которую можно отстегивать. Это была не швея по двадцать су за готовую вещь, как Фантина, это была модная портниха, которая обшивала актрис, а также многих жен и дочерей богатых парижских буржуа. Именно она придумала и сшила разноцветный «костюм привратника» для Туссена. Она была привычна к капризам клиенток, поэтому не выказала никакого удивления, что вдруг понадобился целый гардероб для щуплой застенчивой девочки, которую она до этого ни разу не видела в доме на бульваре Капуцинов.

После портнихи Селин послала за пожилым доктором, который осмотрел Софи с головы до ног, прикладывал к ее голой спине волосатое ухо, заставлял кашлять, говорить, дышать, постукивал твердым пальцем, ощупывал живот и шею, оттягивал веки…

— У нее, несомненно, анемия, — объявил он. — Но все органы в порядке. В том числе легкие. Есть небольшой бронхит, который надо лечить компрессами горячего льняного масла. Лежать в постели необязательно. Но важно, чтобы она не потела и не простужалась. И чтобы ела, разумеется. Мясо — ежедневно. Белый хлеб. Взбитое яйцо с сахаром и каплей марсалы. Молока, масла и меда — сколько угодно. Когда я снова приду, я хочу, чтобы на этих тонких косточках было немножко мяса. Договорились, мадемуазель?

Софи была рада, что можно оставаться дома, в тепле, рядом с Селин и Аделью, которую Соланж пока не могла вывозить в парк для привычной прогулки. Снег валил снова, и Туссен уходил каждое утро, закутавшись в шубу, под которой слоями были надеты курточки, шерстяные шарфы и шали. А когда он возвращался, Софи во время полдника умоляла его рассказывать с мельчайшими подробностями про школу, уроки и в особенности про Гражданина Маркиза. Но Туссен, невероятно разговорчивый по любому другому поводу, сидел как воды в рот набрал.

— Потерпи, — говорил он ей, — ты сама своими глазами скоро увидишь школу. Да и слов таких нет, чтоб ее описать. Ее проживать надо, каждый Божий день. Она так отличается от всех остальных!

И это нежелание рассказывать только бередило любопытство Софи, которая с немым вопросом посматривала на Селин.

— Да, школа и впрямь необыкновенная. Вот увидишь, тебе понравится, — отвечала ее благодетельница. Но и она ничего не объясняла. — Осталось всего несколько дней. Потерпи.