Бьянка Питцорно - Французская няня

Софи вздохнула. Сколько раз Гражданин Маркиз повторял своим ученикам, что подглядывать, подслушивать, читать чужие письма и дневники — подло и низко! А теперь она сама убеждает Адель, что так и надо, будто это и есть благоразумное и достойное поведение. Но что она может поделать?

Прощайте, дорогая мадам Селин!

Как знать, когда нам предстоит вновь встретиться и обнять друг друга? Завтра утром мы уезжаем в Англию. Месье Эдуар нанял четверку лошадей и прекрасную дорожную карету, которая отвезет нас в Кале, а там мы сядем на корабль. Адель из-за этого очень тревожится, да и я тоже. Только бы море оставалось спокойным все время, пока мы будем плыть.

Месье Эдуар, как я и надеялась, благосклонно принял просьбу Адели. Кажется, он даже испытывает облегчение от того, что у его воспитанницы есть няня. Он даже спросил меня, какое мне потребуется жалованье, а я скромно ответила: «Сколько вы посчитаете нужным, месье».

Потом он сказал: «Помни, что если девочка будет спрашивать о матери, надо отвечать, что она умерла».

«Да, месье», — ответила я с глупым видом, даже не прося что-то объяснить.

Но он, наверное, почувствовал, что должен сам объяснить свой жестокий приказ. «Эта женщина заключена в тюрьму. Она совершила ужасное преступление и, вероятно, будет казнена, сослана или отправлена на пожизненную каторгу. Она больше никогда не появится в жизни Адели, и лучше, чтобы девочка не знала об этом позоре и сразу бы привыкала к своему печальному состоянию сироты», — сказал он.

Можете себе представить, как я пылала от негодования, слушая его слова. Но я склонила голову и ответила: «Это мудрое решение».

А он в ответ: «Вижу, ты разумная девушка. Но помни, если у тебя с языка сорвется хоть одно лишнее слово, я немедленно тебя прогоню».

Потом он дал мне вперед десять франков. «Купи себе все, что может понадобиться в Англии. — И пояснил: — Там вы будете жить в имении далеко от города и другого жилья». Что он имел в виду, говоря «будете жить»? Что он не будет жить с нами? И что значит «далеко от другого жилья»? Очень надеюсь, что смогу и дальше Вам писать. Должна же там быть какая-нибудь деревня, почта…

Как жаль, мадам, что месье Эдуар, пока жил на бульваре Капуцинов, никогда не рассказывал Вам о своем имении в Англии, не описывал дом и окрестности, не рассказывал, кто в нем живет, кто им занимается в его отсутствие.

Если бы Вы все это знали, то сейчас могли бы представить себе мысленно место, куда мы с Аделью едем. Но поскольку о том, что нас ожидает, Вы знаете не больше нашего, обещаю, что как только мы окажемся там, я буду писать Вам так часто, как только смогу. Мы с Тусси договорились, что я буду посылать письма для него и для Вас на адрес почтового отделения Сен-Жермен. Виконту Лагардьеру совершенно не нужно знать, что его раб получает почту из Англии.

Я буду описывать Вам все, что увижу или услышу и что думаю; все, что говорит и делает Адель; и людей, с которыми мы будем жить, и как они к нам относятся, и что мы будем есть, и где спать — чтобы Вы знали о каждой минуте нашей жизни.

Какое мучение не знать этого о Вас! Как печально представлять Вас сидящей на соломе, в холоде и темноте. Надеюсь, что Вы следуете примеру крестного, когда ему пришлось пролежать месяц в постели с завязанными глазами после того ужасного падения с лошади. Он коротал время, вспоминая все стихи, какие знал наизусть. Вы ведь тоже знаете много стихов, комедий в стихах, песен, и я уверена, что они помогают Вам ускорить бег времени.

Туссен наконец добился, что мадам Сулиньяк его примет. Как только мы уедем, он отправится к ней на улицу Нотр-Дам-де-Шан и попросит свидетельствовать в Вашу пользу на суде. Бабушка Олимпии была добрым другом крестного и, надеюсь, захочет Вам помочь.

Заканчиваю письмо этой новой надеждой, дорогая мадам, и пусть наша разлука продлится недолго.

Вы знаете, что можете полностью рассчитывать на меня во всем, что касается Адели. Забываю Вам рассказать, что последние несколько дней у Деде шатался зуб, верхний резец. Сегодня за завтраком он выпал. Так что в Англию она приедет с маленькой щербинкой в улыбке. Ах, если бы перед отъездом я могла привести ее к Вам хоть на несколько минут! Она своими поцелуями осушила бы Ваши слезы.

Кланяется Вам, мадам, и благословляет от всего сердца верная и благодарная, Ваша

Дорогая мама,

Я прощаюсь потомучто еду в Англию с месье Эдуаром и Софи. Кукла Катрин едет с нами. Жалко, что Тусси не может поехать, но Софи сказала, что мне никогда нельзя называть месье его имя. Чтоб он не очень скучал, знаеш что я сделаю? Оставлю ему для компании Дагоберту. Завтра я наверняка буду сильно плакать, когда буду прощаться с моей дочкой, а на корабле ночью не буду спать, но у меня есть Софи и Катрин, а у Тусси никого. Теперь у него есть Дагоберта. Но мне горше всего что ты остаешся в этом ужасном месте и тебя не выпускают и не дают написать мне письмо. Софи обещала, что мы скоро вернемся, и ты будеш свободной и мы поедем в карете в булонский лес вместе с Тусси и Дагобертой. Ты знаеш что у меня выпал передний зуб?

Софи обещала что он снова вырастет. Этой ночью прилетела фея и его забрала, а мне оставила монетку.

Крепкокрепко целую, твоя

Дорогая мадам,

Адель и Софи уехали! Я следовал за ними до заставы Сен-Дени и увидел, как их карета свернула на большую дорогу — на север. А потом мне пришлось возвращаться назад, в дом виконта, потому что я не хотел доставлять неприятности конюшему, который разрешил мне взять одну из верховых лошадей хозяина.

Стоит ли говорить, как мне было грустно, как больно. Еще и потому, что вчера случилось невероятное. Когда я в последний раз вчера шел проститься с моими сестричками и забрать последнее письмо Софи, знаете, что сделала Адель? Она сунула мне в руки свою куклу из прованской ткани, набитую лавандой. С этой куклой она никогда не расстается. То есть никогда не расставалась до этой минуты. Она дала ее мне и очень серьезно сказала: «Возьми ее, Тусси. Я тебе ее даю. Чтобы ты не скучал один».

Мадам, эта девочка в самом деле необыкновенная! До вчерашнего дня она отказывалась спать без своей Дагоберты, а сегодня уехала без нее в другую страну, в незнакомое место, в неизвестное будущее. И отказалась от нее ради меня, отказалась от игрушки, которая была ей главным утешением, пожертвовала ради меня своим спокойствием. Гражданин Маркиз гордился бы ею.

Сегодня утром Деде плакала, когда надо было выходить из дома гладильщицы, и месье Эдуару пришлось взять ее на руки и отнести в карету. Он обращается с нею довольно нежно, и, поверьте, я пишу как есть, а вовсе не в утешение Вам. Но он тоже был мрачен, словно и ему не хотелось оставлять Францию.