Бьянка Питцорно - Французская няня

несколько строк на бегу — просто чтобы у тебя был наш новый и уже окончательный адрес. Запомни его и напиши мне поскорее. Мне не терпится узнать, как дела у тебя и у мадам, как прошла встреча с бабушкой Олимпии.

Пиши мне по адресу: С. Г., почтовое отделение Хэй, Милкот,…ширское графство. Поместье, где мы живем, называется Торнфильд. Почтальон приходит через день, но пусть лучше месье Эдуар и его люди не знают, что я получаю почту. Конечно, я могла бы сказать, что мне пишут родственники, но здесь все думают, что я ни слова по-английски не знаю и вообще — безграмотная крестьянка. Как в таком случае я должна читать эти письма? Кого бы я должна была просить о помощи, если в доме только месье Эдуар понимает по-французски? Словом, лучше пиши мне до востребования, как и я пишу тебе. Я придумаю, как выбираться в Хэй почаще. Надеюсь, у поставщиков тут нет привычки доставлять в поместье хлеб, мясо и все остальное. Впрочем, даже если и так, миссис Фэйрфакс наверняка потребуется шерсть для ее бесконечного вязания, а Грейс Пул — иголки для шитья, и я вызовусь все это купить.

Ты спросишь: кто эти женщины? Что это за поместье — Торнфильд? Что за дом, где мы теперь живем?

Все это ты сможешь узнать из письма к мадам, которое лежит тут же в конверте. Я предпочитаю писать одно длинное подробное письмо вместо двух коротких, где написано одно и то же. Ты можешь прочесть его и даже переписать, прежде чем отнести в Сен-Лазар.

Обнимаю тебя и умоляю: напиши сразу!

Дорогая мадам Селин,

наконец мы добрались после двух дней нелегкого пути. Месье нанял в Лондоне большой и удобный экипаж, запряженный четвериком. Мы поужинали и заночевали на постоялом дворе, а наутро нам сменили лошадей. Пока мы добирались до Милкота, ближайшего городка к поместью Рочестеров, нас сильно растрясло. Дороги тут разбитые и по мере удаления от Лондона становятся все хуже и хуже — наверное, потому, что в этой стране постоянно идет дождь, даже летом, и экипаж едет по лужам и выбоинам. Адель не хотела уезжать из Лондона. Ей нравилось жить в гостинице, обедать в салоне с незнакомыми людьми, которые ею непрестанно восхищались. Она по-английски и знает-то всего пару слов, а пыталась вести светскую беседу и всех этим веселила. Еще ее очень развлекала игра в переводчика, когда я делала вид, что не понимаю обращенных ко мне слов. Эту игру придется продолжить и здесь, в Торнфильде, но уже не для развлечения, а по необходимости; и будем надеяться, что в один прекрасный день Адель не забудется и не выдаст нас.

В Лондоне Деде любила ходить в парк рядом с гостиницей. Он называется Кенсингтонские сады, и там все время гуляет множество детей разного возраста со своими nurses, так по-английски называются няни и гувернантки. Помните, как Деде веселилась, пуская лодочку в фонтане Люксембургского сада? В Кенсингтонских садах дети пускают лодочки в воды маленькой речки, она извивается между цветущих кустов и поэтому называется Серпентайн, то есть змеистая. Адель часами развлекалась, поддувая свою бумажную лодочку и подгоняя ее веточкой. Столько фантазии в Вашей девочке! Однажды она прибежала в большом возбуждении и рассказала, что видела в воде гнездо, плывущее, как кораблик, на борту которого сидел маленький мальчик, совершенно голый, потому что из рубашонки он соорудил себе парус, а вместо весла у него было птичье перо. Доводилось ли Вам встречать такую прелестную фантазию? Когда я была маленькой, у меня был воображаемый друг Пиполет, но он делал самые простые, обыденные вещи — те же, что и я. Я спросила у Деде, как зовут этого мальчика-птицу, и она уверенно сказала: «Питер».

Иногда она все еще плачет по ночам, скучает по Дагоберте. А днем она с гордостью говорит о том, что отдала ее Тусси. Постепенно она привыкает к Катрин. Тут в Торнфильде тоже отличная погода, и я стараюсь, чтобы Деде как можно больше времени проводила на открытом воздухе, как это было в Лондоне. Она катает обруч, бегает за бабочками. Боюсь, что если мы останемся тут до зимы, наступят холода, и поиграть в куклы у камина она еще успеет.

До сих пор я ничего не писала Вам о самом доме и его обитателях.

Вот мы приехали в Милкот и вышли из экипажа у постоялого двора. Все там, как мне показалось, знают месье Эдуара и очень его уважают. Мы поели, но не остались там отдыхать, потому что нас ждал слуга из Торнфильда с повозкой. Месье Эдуар заплатил за столичный экипаж и отослал его обратно в Лондон. Слуга из Торнфильда привел для него коня, чистейшей крови арабского скакуна по имени Мансур, поэтому в повозке ехали только мы с Аделью и багаж.

Торнфильд находится всего в шести милях от Милкота, но добирались мы больше двух часов. Мы ползли мимо возделанных полей, мимо лугов, миновали три-четыре деревни, какие-то деревья, которые только жизнерадостная Адель могла назвать «рощицей», потом пересекли деревню Хэй; еще две мили — и мы остановились около больших ворот. «Вот и Торнфильд», — сказал слуга и пошел открывать.

Это огромное поместье, удаленное от всякого жилья. Оно гораздо больше, чем Поммельер. От ворот к дому ведет длинная аллея, вокруг парк. Дом большой, с флигелями и конюшнями. На Адель произвели большое впечатление зубцы на стене, как у настоящего средневекового замка. «А привидение безголового рыцаря там будет?» — спросила она не то в шутку, не то всерьез.

Будь на моем месте Кэтрин Морланд — помните, героиня «Нортенгерского аббатства»? — она содрогнулась бы от ужаса, услышав такой вопрос. А может, и привратница с улицы Маркаде, которая хотела меня отдать в дом призрения, — помните? Ведь я прочла ей десятки историй из Гран-Гиньоля, полных убийц, скелетов в подземельях, призраков покинутых и задушенных жен. Мадам Анно, возможно, тоже нашла бы Торнфильд идеальной сценой для какой-нибудь мрачной тайны или кошмарной мести. Но я не большая любительница готических историй мадам Рэдклифф и не романтическая мечтательница, живущая в своих фантазиях. Гражданин Маркиз научил меня любить Свифта и Вольтера. А потому те две ночи, что мы провели в Торнфильде, я спала хорошо и не слышала ни воя, ни скрежета цепей по каменному полу.

Месье Эдуар опередил нас почти на целый час и к нашему приезду уже распорядился приготовить поесть для Адели. Надо заметить, что он заботится о ней, хотя одна из подслушанных мною фраз мне совсем не понравилась. Представляя Адель миссис Фэйрфакс, весьма достойной пожилой вдове, какой-то своей дальней родственнице — она, похоже, управляет всем домом, — месье Эдуар сказал: «Это сиротка, я извлек ее из парижской грязи». Адели накрыли поесть в маленькой гостиной. А меня отправили на кухню, к слугам. К этому мне еще нужно привыкнуть, а то я чуть было не села рядом с Аделью за господский стол.