Бьянка Питцорно - Французская няня

Мама, а ты знаешь, что Софи уже собрала мне сундучок, потому что мисс Джейн сказала, что я поеду в колледж? Но это понарошку. Теперь приехал Тусси, и мы вернемся во Францию, а они тут в Торнфильде ничего и не узнают.

От Олимпии пахнет лошадьми. Она сказала, что ты меня ждешь. Я очень рада. А Берта сердится. Она швырнула на пол все чайные чашки и сахарницу, и все разбилось. Я думала, она злится, что я собираюсь уехать с Тусси, и сказала ей: «Ты тоже можешь с нами поехать. Мама разрешила тебе жить с нами в Поммельере». Но она сказала, что сердится из-за свадьбы, что она ревнует, а мисс Джейн не должна выходить замуж.

А мисс Джейн все же выйдет, и они поедут путешествовать с месье Эдуаром в Италию, во Францию и в Вену, где я думала в прошлом году, что ты танцуешь с Фанни Эльслер.

Вот я тебе все рассказала и целую тебя крепко-крепко.

Какой же красавец мой Тусси! Как он вырос! Теперь он выглядит не мальчиком, а юным джентльменом, хоть и пришел на встречу в старом мятом костюме, какие носят служители цирка Слири. Какое счастье снова встретиться после долгой разлуки! Мне пришлось встать на цыпочки, чтобы обнять его, но я все равно не дотягивалась — и я встала ему на ботинки. Адель была вне себя от радости. Тусси взял ее на руки, и она не хотела слезать, все целовала его, терлась носом о его шею, гладила по голове, зачарованная косичками, которые были так похожи на те, что рассердили мисс Джейн.

Мы никак не могли остановиться. Встреча произошла за зданием сельской управы, с той стороны, куда не выходит ни одно окно, да и прохожих там не бывает. Но если бы кто-то из жителей деревни нас увидел и рассказал об этом в Торнфильде — не знаю, как бы я объяснила такую непринужденность в общении с незнакомцем, вдобавок темнокожим.

Тусси согласился, что нам лучше отложить побег и воспользоваться экипажем, который повезет Адель в колледж. Сам он дождется в Милкоте дня свадьбы и отъезда молодоженов в Лондон, продолжая работать в цирке, а если что-то случится, Олимпия оседлает лошадь и прискачет в город, чтобы его предупредить. Хотя никаких неожиданностей быть не должно. Осталось всего два дня. Надеюсь, они пролетят незаметно. Я считаю часы с б о льшим нетерпением, чем жених и невеста.

Завтра уже канун свадьбы. Адель не находит себе места. Бедная девочка, ее можно понять. Хранить столько секретов, таить радость от встречи с Тусси, обманывать свою ненаглядную «мадемуазель Жанетт», которую она любит больше, чем гувернантка может себе представить. Адель никогда в жизни не была на свадьбе, и она была очень разочарована, когда узнала, что не сможет нести шлейф свадебного платья, не попадет в церковь и не будет присутствовать при венчании. Но так решил мистер Рочестер: никаких гостей, только жених, невеста, пастор и свидетель — викарий Джон Крин. В утешение я пообещала ей, что она первая увидит свадебное платье. Его доставили из Лондона в почтовое отделение в Хэе в такой огромной коробке, что Олимпии-Дженнаро придется ехать за ним в карете. Миссис Фэйрфакс попросила меня сразу примерить его на мисс Джейн и поправить все, что потребуется. Эти англичанки презирают наше чисто французское пристрастие к туалетам, но, когда им самим нужно нарядиться, они не стесняются прибегать к нашему опыту и просить о помощи. Если бы они знали, как я ненавижу шить! Лучше бы они обратились к Грейс Пул. Но, кажется, невеста питает к швее глубокую неприязнь — на это указывает множество мелких признаков. Она как будто вместе и презирает ее, и боится.

Возможно, она заметила излишнее пристрастие Грейс к алкоголю и осуждает ее, следуя суровым принципам своей религии.

Мистер Рочестер уехал верхом на Мансуре в какое-то из своих отдаленных владений, чтобы уладить последние дела перед отъездом на континент. Его не будет до завтрашнего дня. Мисс Джейн нервничает.

Она завершила все приготовления, ей больше нечем занять свое время, в доме она находиться не может, а потому ходит быстрым шагом туда-сюда по лавровой аллее, как будто спешит сама не зная куда. Часть моей души хотела бы закричать ей: «Уходите, мисс, пока не поздно! Вам не сидится на месте, вот и бегите прочь из замка Синей Бороды».

Другая же часть подсказывает мне молчать и соблюдать осторожность. Мой долг — вернуть Адель матери, а не спасти гувернантку от несчастий, которые отец Адели принесет ей в будущем.

Олимпия воротилась с огромной коробкой от лондонского портного и помогла мне занести ее в комнату гувернантки. Роль помощника кучера и лакея очень ее забавляет, а выданная ей ливрея — как будто на нее шита — отлично сидит. Она рассказала мне, заливаясь смехом, что Ли, принимая ее за юношу, строит ей глазки и под любым предлогом пытается остаться с нею наедине. Она попросила, чтобы «Дженнаро» прокатил ее в новой карете, потому что ей якобы тоже нужно было забрать какой-то конверт на почте в Хэе.

Там они встретили некоего чужака, выяснявшего у служащей почты, не проживает ли где-то поблизости мистер Рочестер.

— Это наш хозяин, — вмешалась в разговор Ли. — Если вы хотите послать ему записку или визитную карточку, можете передать с нами.

— Спасибо, я предпочту увидеться с ним лично, — ответил джентльмен. По словам Олимпии, выглядел он весьма пристойно и разговаривал властно, как человек, привыкший повелевать. Однако Ли, в восторге от поездки в карете, вовсе не смутилась.

— Тогда поспешите, — сказала она незнакомцу, — ведь послезавтра он уедет в Лондон.

— Благодарю вас за ценные сведения, — ответил незнакомец, приподнимая цилиндр на прощание. Олимпия предположила, что это был адвокат или деловой человек: при себе он имел кожаный саквояж для бумаг. Однако было непонятно, намеревается ли он посетить Торнфильд завтра или решил отложить свой визит на другое время.

Олимпии было так же любопытно, как и мне, взглянуть на подвенечное платье; однако Дженнаро такое любопытство не пристало, поэтому он не стал ждать, пока мы откроем коробку. Он отправился в сад — позвать гувернантку, а я спустилась в гостиную миссис Фэйрфакс за Аделью.

Платье было шелковое, жемчужного цвета, очень простого кроя и без шлейфа. Будь оно чисто белым, маленькая и худенькая мисс Джейн казалась бы в нем не невестой, а девочкой, идущей к первому причастию. Еще она примерила перед зеркалом старинную кружевную вуаль, при виде которой Адель вскрикнула от восхищения.

— Она дороже любой драгоценности, — заметила мисс Джейн без особого восторга. — Я бы предпочла что-нибудь поскромнее. Но раз уж ею украшали себя в день свадьбы все невесты рода Рочестеров, придется и мне.