София Волгина - Екатерина Великая. Завершение Золотого века

— Пусть плюгавый герцог Зюдерманладский ненавидит меня, пусть ищет случая и обмануть — в добрый час! — но зачем он женит своего племянника на безобразной дурнушке?

— Дабы токмо сделать что-то по-своему…

— Да, но чем юный король заслужил таковое жестокое наказание, тогда, когда он думал жениться на невесте, о красоте коей все говорят в один голос? Ne fait pas a autrui ce que tu ne voudrais pas qu’on te fasse!»

Безбородко хотел вставить свое слово:

— Естьли бы Карл был умнее…

Екатерина резко прервала:

— Естьли бы да кабы, да во рту росли бобы — был бы не рот, а огород.

Недолго думая, императрица, в устрашение Швеции, послала фельдмаршала Суворова на границу с Финляндией, положив начать военные приготовления. Шведское общество, зная о непобедимости фельдмаршала, проявило касательно оного недовольство, посему герцог Карл поспешил направить императрице Екатерине письмо с просьбой вернуть Будберга и продолжить переговоры о сватовстве. На сей раз российскому послу удалось добиться соглашения с Швецией на условиях восстановления последнего трактата со статьей о субсидии, проведении границ согласно трактату и взаимной поддержке на случай войны или каких-либо других осложнений. Будберг такожде уладил весьма важное для Екатерины дело о вероисповедании Великой княжны: стокгольмская консистория согласилась на сохранение православия будущей королевы.

Через два месяца в Санкт Петербург прибыл герцог Карл Зюндерманладский со своим семнадцатилетним, весьма приятной внешности, племянником — королем Швеции Густавом Четвертым Вазой. Оба визитера скрывались под другими титулами. Герцог Зюдерманландский назывался графом Гаагским, а король — графом Вазой. Они приехали по дипломатическим делам и для возможного сватовства юной Великой княжны Александры Павловны за короля Швеции. Жених и его дядя были приняты с превеликим почетом и пышностью: не токмо императрица, но и первые вельможи государства — Безбородко, Остерман, Строганов и другие — давали в их честь один бал за другим.

На приеме у обер-прокурора графа Александра Самойлова, отличился бестактностью Великий князь Константин Павлович. Разговаривая с ровесником, юным королем Густавом, он развязно испросил его:

— Знаете у кого вы в гостях?

Густав заинтересованно оглянулся на обер-прокурора и был шокинирован аттестацией его Великим князем, коий небрежно бросил:

— Вы в гостях у самого большого пердуна в городе.

Императрице тут же передали его слова и, выведенная из терпения беспримерно наглым поведением внука, Екатерина велела арестовать его и посадить под домашний арест. Est modus in rebus! Во все время пребывания короля, впервые так сериозно наказанный, Великий князь Константин, сидел дома. Сначала он стучал в двери, кричал, требовал выпустить его, на третий день, испуганный, он просил прощения, однако, он оставался взаперти, пока шведская делегация пребывала в Санкт-Петербурге.

Среди нескончаемых празднеств, начались переговоры по поводу брака короля Густава с юной Великою Княжною Александрой Павловной. Екатерина видела, что король пленен красотой и умом княжны, и сам удостоился ее расположения. Его Величество все чаще танцовал с Ея Высочеством и разговор меж ними не прерывался. Цесаревна Александра более не чуралась Густава и уже не имела прежнего смущенного вида.

Шведы были в восхищении и от приема, и от невесты. Через несколько дней они официально попросили руки Великой княжны Александры Павловны у ее родителей и бабушки-императрицы. Переговоры вели графы Платон Зубов и Аркадий Морков.

Казалось, что все препятствия были устранены, и в скорости должно было иметь место их обручение в Зимнем дворце. Помолвка была назначена на десятое сентября, но к тому времени, юный король, видевший каждый день супругу Великого князя Александра, красавицу Елизавету Алексеевну, окончательно влюбился в нее. После того, как представилась возможность, он, впервые поговорив с ней в течение четверти часа, искренне поведал ей о своей влюбленности. Юная жена Александра Павловича встретила признания, потерявшего голову юного короля, весьма сдержанно:

— Ваше Величество, — сказала она, убрав с лица улыбку, — я замужем и люблю своего мужа.

Опечаленный Густав отвернулся к окну. Помолчав, он испросил:

— Я знаю, у вас есть сестра. Похожа ли она на вас?

— Да, Ваше Величество, моя младшая сестра, Фредерика, весьма похожа на меня.

Глаза Густава загорелись:

— Ваше Высочество, Елизавета Алексеевна! Неужто есть на свете повторение такового божества, каковым являетесь вы? — не поверил он.

— Мне кажется, она лучше, нежели я, — ответствовала Великая княгиня. — Но не забывайте, Ваше Величество, вы жених прекрасной Александры Павловны.

Густав невесело повесил голову:

— Она хороша. Но сердце не лежит к ней, тем паче, что она желает оставаться православной. Почему-то вам императрица не позволила остаться лютеранкой.

Луиза грустно отвела глаза.

— Да, Ваше Величество… Но вы знаете, я полюбила православие. Коли любишь мужа, то и вероисповедание, и обычаи, и все его окружение будешь любить. Les mariages sont ecrits le ciel.

— В том-то и дело! Получается так, что меня так не любят, как вы любите своего супруга!

Густав, распрощавшись, удалился в грустном раздумье. После того разговора с женой Великого князя Александра, он паки встречался на приемах с Александрой Павловной колико раз, разговаривал с ней, но далеко не так искренне. Великая княжна несомненно была красавицей и умницей и, кажется, она не ложно расположена к нему… Но нет, токмо Елизавета Алексеевна или подобная ей, есть то, о чем он мечтает! Чем он хуже русского цесаревича Александра? Ничем! Стало быть, решено! Женой его станет всенепременно Фредерика Баденская!

Отпраздновав Новогодние и рождественские праздники при дворе Зимнего, в середине генваря девяносто шестого года, Александр Васильевич Суворов был отправлен на дней десять в Финляндию осмотреть, возведенные им там колико лет назад, укрепления. Что он и учинил с удовольствием, при этом изрядно напугав шведов. Возвратившись, после инспекции финских границ, в Санкт-Петербург, фельдмаршал окунулся в беспокойную военную атмосферу. Токмо и было слышно, что вот-вот начнется война с Францией. В городе, и при дворе часто звучало имя бригадного генерала Наполеона Боунапарта, которое стало известно еще три года назад, когда он, артиллерийский капитан, штурмом взял захваченный роялистами Тулон, за что сразу же был произведен в генералы. В скорости о нем заговорили, как о кровавом чудовище, расстрелявшем из пушек мятежников-роялистов прямо в центре Парижа, покрыв площадь перед папертью церкви Святого Роха телами погибших. Теперь же Боунапарт, направленный в Италию, уже главнокомандующим армией, с первых же шагов стал громить австрийцев и их союзников.