София Волгина - Екатерина Великая. Завершение Золотого века

— Отряд генерал-маиора Ивана Дмитриевича Савельева осадил Дербент с гарнизоном в десять тысяч человек при двадцати восьми орудиях во главе с Ших-али-ханом.

Красуясь пред императрицей, в новом модном камзоле золотистого цвета, поминутно поправляя белоснежный шейный платок, он медленно прохаживался по ее кабинету.

— Каковы же его планы на следующие действия? — испросила императрица. Откинувшись на спинку кресла, в розовато-кремовом шелковом платье, опершись одной рукой о стол, другой играя золотой цепочкой, свисавшей почти до пояса, она слушала его с аттенцией.

Князь Зубов, чуть прервавшись, ответствовал:

— Доденже он о своих последующих планах не сообщал, Ваше Величество. А в настоящее время к Дербенту направляется Каспийский корпус из восьми батальонов пехоты при двадцати орудиях, опричь того — две драгунские бригады и семь казачьих полков.

— Под командованием Валериана Александровича?

— Валериана и Войкса Тарковского Магомед-хана, уцмия Кайрага Рустам-хана и табасаранского Рустем кадия.

Екатерина кивнула:

— Каково их общее число?

— Общее число — около тридцати пяти тысяч человек.

В сей момент, в дверь постучали и Храповицкий доложил о прибытии Завадовского, вернувшегося из Украины намедни. Обрадованная императрица приказала звать его.

Граф Петр Завадовский, при полном параде, излучая радость и благополучие, войдя, глубоко поклонился императрице и князю Зубову. Екатерина, подав ему руку, приветливо испросила:

— Как поездка, Петр Васильевич? Чаю, задалась?

Завадовский, заулыбавшись, паки поклонился:

— Мыслю, задалась, государыня-матушка! — ответствовал он бодро.

Екатерина жестом пригласила его присесть противу себя.

Граф Завадовский, как прилежный студент, присел на край маленького дивана, устремив всю свою аттенцию на императрицу.

Екатерина, взглянув в его радостное, вестимо, от встречи с ней, лицо, спросила:

— Здоровы ли дети, жена?

Завадовский, обернувшись к иконе Спасителя, перекрестившись, молвил:

— Слава Богу, здоровы!

— Рада слышать. Виделись с графом Кириллом Разумовским? Тот кивнул:

— Навестил. Граф, Ваше Величество, перенес свой дом из Киева в Яготин.

Екатерина, переглянувшись с Зубовым, с интересом переспросила:

— Вот как? И как сие ему удалось? Не слыхивала, чтоб дома переносили…

— Он у него деревянный, — пояснил граф. — Как он мне объяснил: по бревнышку разобрали и такожде собрали.

Екатерина пожала плечами:

— Чудеса, да и токмо!

— Да, «tempora mutantur et nos mutamur in illis!» A граф еще тот кудесник! К примеру, в прошлом году он выписал из Испании тонкорунных овец, развел в своем Яготине шелковицу. Теперь он вплотную занят развитием шелководства и совершенствует свою суконную и свечную фабрики в Батурине. Везде насадил пирамидальные тополя. Крестьяне его искренне почитают, понеже принимают его, как хозяина строгого, но справедливого.

Екатерина с аттенцией внимала Петру Васильевичу. Тот, закончив, вопросительно взирал на императрицу. Она, помолчав, полюбопытствовала:

— Не вспоминает Петербург?

— Как же, Ваше Величество! За столом много расспрашивал меня о дворе, о вас, милостивая государыня, и даже передал чрез меня для вас письмо.

С этими словами он вынул из кармана камзола запечатанное сургучем письмо.

Раскрыв его, Екатерина пробежала по нему глазами. Губы дрогнули в улыбке:

— Узнаю стиль разговора графа, он у него заметен даже на письме.

Завадовский радостно согласился:

— Да, Ваше Величество, с ним не можно соскучиться. Славный старик!

Екатерина продолжала смотреть в письмо, и, видимо, кое какие строчки перечитывала.

— Как он выглядит? Изменился? — спросила она, все еще занятая чтением.

— Раздобрел изрядно. Посему у него на сей почве появилась одышка. Опричь того, какие-то болячки на ногах.

Екатерина перестала улыбаться.

— Весьма печально. Видно его постигло то, что и меня последнее время мучает. Что? Много ест?

— Граф говорит, что ест в меру, однако весит изрядно.

Екатерина грустно усмехнулась:

— Знать, не одна я к оному подвержена. Много не ем, а становлюсь все тяжелее. И раны открываются на ногах.

Завадовский соболезнующе вздохнул. Екатерина, помолчав некоторое время, спросила:

— К нам не собирается?

— Нет, Ваше Величество. Сказывает, ему хорошо на своей вотчине.

Понизив голос, чуть пригнувшись, граф добавил: — Да и метресса его, графиня Апраксина, и слышать об отъезде не желает. Там, рядом с ней, все каковой-то моложавый дворянин обретается.

Екатерина с любопытством, взглянув прямо в лицо Завадовскому, сразу же отвела глаза.

— Ну, что сказать: каждому свое, — молвила она, поднимаясь. — Хорошему же человеку везде хорошо, а худому везде худо.

Завадовский и Зубов тут же встали тоже.

— Пойду к себе, — молвила государыня, — надобно написать графу Разумовскому ответное письмо. Благосклонно всем кивнув, Екатерина Алексеевна направилась к дверям.

Она ушла вместе с Зубовым, а Завадовский с Безбородкой еще долго говорили о графе Кирилле Разумовском и его семье.

Записки императрицы:

Дворец для Великого князя Александра Павловича, построенный Кварнеги готов. Повелела токмо прибавить места в почивальне, в бане вынуть из купола стекла, в уборной вставить зеркало в трюмо, на колоннаде устроить решетку, для Екатерины Шуваловой сделать особую лестницу в садик, с тем, чтобы к началу лета Александр с женой мог ужо въехать в Новый дворец.

Хоть и ворчала Екатерина, что Великая княгиня Мария Федоровна произвела на свет слишком много девиц, однако, по мере их взросления, она, видя, каковые они красавицы и умницы, положила с их помощью укрепить родственные связи, как можливо с большим количеством соседственных стран. Тем самым, она полагала укрепить международное политическое положение Российской империи. Первой на выданье, естественно, была старшая внучка, Александра. Еще в десятилетнем возрасте, усадив ее себе на колени, показывая ей портреты юных принцев, Екатерина испросила, кто из них ей более нравится. Маленькая Александра, долго не думая, ткнула пальчиком в двенадцатилетнего шведского принца Густава. Что ж, почему и нет? Ничего, что он сын бестолкового братца Густава, бывает же «добрая овца и от беспутного отца». Позже, императрица поняла, что весьма ошибалась на сей счет.

Теперь, по достижении тринадцати лет, Александра превратилась в скромную, прекрасную белокурую красавицу. Екатерина, поразмыслив, из всех потенциальных женихов, выбрала для нее самого завидного — токмо восшедшего на Шведский престол, молодого и красивого короля Густава Четвертого. Она направила в Швецию своего посла Будберга Андрея Яковлевича, коему весьма доверяла, понеже он весьма удачно справился с поручением, касательно женитьбы Великого князя Константина Павловича. Андрей Яковлевич токмо успел сопроводить назад мать жены Константина, и оттуда, сразу направился в Стокгольм на переговоры с герцогом Зюндерманладским относительно брака Великой княжны и короля. Переговоры шли тяжело: юный король был уже помолвлен с герцогиней Луизой Шарлоттой Мекленбург-Шверинской. Будберегу пришлось вернуться в Петербург. Екатерина, весьма уязвленная провалом сватовства, возмущенно говорила Храповицкому: