Монап Эгамбердиев - Тень Желтого дракона

— Ума не приложу, откуда взял голодный, избитый узник столько сил, чтобы сбить с ног Чжао Ди? Уж не черт ли ому помог?

— Просто мы сами стали для них чертями, осточертели, — понизив голос, ответил бывалый шэнбин. — Когда сильно ненавидишь, сила приходит сама!

Женщины в красных одеяниях, перехваченных на поясе черными повязками, оплакивают скончавшегося накануне правителя усуней Сэньцзу. Как муравьи, они снуют вокруг огромной войлочной юрты, то входят, то выходят на нее. Земляной пол юрты в несколько слоев застлан кошмами. Тело положено на шелковые стеганые одеяла, переливающиеся красно-зеленым цветом. Женщины копошатся вокруг, причитая по покойнику. У его ног сидит жена правителя в окружении служанок. Ее холодный взгляд направлен выше головы покойника, куда-то вдаль. Окружающие заметили, что она даже не моргает. О чем вдова так глубоко задумалась? А вчера еще старалась показать, будто сально горюет. Что с ней случилось сегодня?

Аксакалы и пожилые мужчины сидят недалеко от юрты на кошмах, разостланных на траве. Молодые переходят с места на место, нося в бронзовых и деревянных ведрах воду, подтаскивая дрова к большим котлам, поставленным на треножники. Важные вельможи заняты приготовлением к встрече беков родов большого огуша. Вот-вот должен прибыть Унгуйми. Все знают, что теперь он займет престол. Так завещал его великий дед хуньмо Лецзяоми. На следующий день после похорон Сэньцзу откроется курултай, и уже к вечеру Унгуйми станет хуньмо большого огуша усуней!

Полночь. Тучи, появившиеся из-за горного хребта, закрыли небо над Незамерзающим озером. Уставшие от приготовлений к похоронам хуньмо жители Чигу спят. Бодрствуют лишь сторожа и телохранители. Но и они дремлют сидя, а кое-где слышится отрывистый храп.

Наследнику престола Унгуйми снилась змея, каким-то образом пробравшаяся на его ложе. Змея шипела:

— Женись на мне, а то ужалю, и ты отправишься вслед за покойным Сэньцзу!

— Но как же я могу?.. Ведь ты…

Змея превратилась в высокую костлявую женщину и припала к груди Унгуйми. Когда тот со страхом оттолкнул ее руками, она вновь стала змеей. Унгуйми в ужасе отпрянул…

Возле ложа наследника, проснувшегося в холодном поту, стояла вдова Сэньцзу со свечой в руке.

— Как ты, царица, оказалась ночью в моем шатре? — спросил он, еще не опомнившись от страшного сна.

— Ты спишь еще в юрте, мой повелитель. Шелковый шатер, приготовленный для тебя, пока в пути!

— Это так. Но ведь тело Сэньцзу еще не предано земле!

— Не беспокойся! Я стану твоей женой после того, как будут соблюдены все обычаи усуней. Мне нужно поговорить с тобой о неотложном деле.

— О каком?

— Шэнбины Ли Гуан-ли возвращаются из Эрши. Но кент Ю до сих пор не сдался. Есть сведения, что и со стороны Кашгара шэнбинов ожидает препятствие…

— Что я могу сейчас сделать? Я еще не на престоле!

— От того, сможешь ли ты сделать что-нибудь, мой повелитель, зависит, окажешься ты на престоле или нет.

— Выходит, ты уже управляешь нами!

— Нет. Я всего лишь подсказываю тебе, повелитель! Не забудь: парод твой разделен на три части. Ними хоть и малолетен, но рожден он хуннуской — любимой женой покойного Сэньцзу. Хунны не прочь посадить своего родича Ними на престол. Если мой дядя, Сын Неба, отвернет свое лицо от усуней, верх одержат сторонники хуннов!

— Это я знаю и без тебя!

— Раз знаешь, постарайся не ошибиться. На днях на курултае ты будешь избран хуньмо. Но ведь курултай легко созвать вновь, как только поколеблется опора под твоими ногами.

— И это знаю!

— Раз знаешь, цени поддержку моего дяди!

— Твой дядя должен подождать… Я докажу потом…

— Нет, мой повелитель. Потом будет поздно! Помощь нужна сейчас, завтра утром!

— Ведь завтра похороны Сэньцзу, моего родственника, твоего мужа, хуньмо усуней!

— Ты, кажется, еще не привык мыслить как государственный муж! Все пойдет своим чередом! Мы будем, как положено, оплакивать Сэньцзу и устроим ему пышные похороны, а тем временем надо послать войска на помощь Ли Гуан-ли!

— Хорошо, подумаю.

Маленькие руки хрупкой двадцатипятилетней Цзяйю, внучки вана Мэу, ханьской царевны, отправленной к хуньмо усуней и ставшей его женой, обвили шею рослого Унгуйми. Унгуйми не удержался от соблазна и крепко прижал к себе благоухающее тело Цзяйю, губы наследника престола нашли маленький рот только что овдовевшей царицы. Как все дочери ванов, царевны Дома Хань, подготовленные знатоками своего дела в Чанъани для отправки к иностранным правителям в качестве жен, Цзяйю знала, как обращаться с мужчиной, как разжечь его страсть и ускользнуть, до поры до времени оставив его ни с чем…

Унгуйми переворачивался с боку на бок. Что за женщина, эта Цзяйю? Когда лет пять назад скончалась Си-цзюнь, взамен ее в жены Сэньцзу прислали Цзяйю. В глазах приближенных хуньмо она, очень похожая по внешности на покойницу Си-цзюнь, выглядела замкнутой, живущей своей обособленной жизнью в деревянном дворце, построенном ханьскими мастерами без единого гвоздя. Про ее предшественницу Си-цзюнь среди придворных в свое время ходила молва, что та тяжко переживала супружество со старым, немощным хуньмо, даже сочинила об этом песню на своем родном языке, не понятном усуням. Потом она привязалась к коренастому Сэньцзу, внуку старого хуньмо, и воспитывала дочь Шофу от Сэньцзу по ханьским обычаям. До конца жизни она так и не привыкла пить молоко. А о Цзяйю, ханьской царевне, новой жене Сэньцзу, почти ничего не было известно. Она появлялась лишь в дни празднеств в пышном одеянии и всегда всем улыбалась. Усуни с удивлением говорили: «Неужели губы повой ханьской царевны не устают от улыбок?» Унгуйми знал о ней не больше других. И вот теперь она появилась ночью у него в юрте! Как она смогла незаметно сюда проникнуть? Откуда она знает подробности хода войны?! Значит, ее ханьские слуги не сидят здесь без дела! У них нюх острый, уши длинные. А он, Унгуйми, день и ночь мечтавший о престоле усуней, знает о делах в Чигу меньше придворных проныр. Цзяйю права, ему еще расти и расти до настоящего государственного мужа! Но он им станет. Прежде всего обезвредит всех, кто кроме него претендует на трон! Значит, надо заручиться помощью Сына Неба. Но неужели он пошлет воинов против родственной Давани?! А не послать — вызвать гнев Хань. От этого предостерегал его великий дед Лецзяоми! Но ведь дед вовсе не говорил, что надо посылать войска против родственных и дружественных огушей, он завещал всего лишь не ссориться с ханьцами. Вот и оказался ты, Унгуйми, на распутье, когда уже был уверен, что идешь к власти прямой дорогой! Найди выход, если сможешь. Чтобы править, надо быть мудрым…