Монап Эгамбердиев - Тень Желтого дракона

— Не слепой, сам видел!

— Бургут уже не атаман, а наш предводитель! Мы теперь чакиры! — поправил их десятник.

Всадники во главе с Бургутом поскакали к своей сотне, рубившейся с тысячей шэнбинов, обходивших перевал.

После того как даваньские всадники пронеслись дальше, два буцюя подняли с земли Ван Коя, лежавшего лицом вниз. Между лопатками его торчало глубоко вонзившееся копье. Буцюи еле вытащили его. Ван Кой жалобно стонал.

— Копье-то наше! — удивленно шепнул буцюй старшему.

— Значит, эти… «негодяи»!..

— А где наконечник?

Старший буцюй взглядом показал на спину Ван Коя. Железный наконечник, изготовленный в лучших мастерских Поднебесной, остался в позвоночнике Ван Коя.

Там, где теперь сражались гаогюйцы, бой странно напоминал детскую игру в прятки. Нападающие бросались на врага из-за кустов, затаивались в небольших ямах, стреляли по идущему в упор или в спину… Юлбарсбилка, укрывшись за большим, в рост человека, валуном, наблюдал за ходом побоища. Через гонцов он передавал своим, откуда идут или где спрятались шэнбины. Вдруг над его ухом просвистела стрела. Юлбарсбилка внимательно посмотрел в сторону такого же большого камня, лежащего неподалеку. Из-за него высунулась чья-то голова и тут же скрылась. Юлбарсбилка осторожно спустился с бугра и, пригнувшись, направился к валуну, держа наготове лук с натянутой тетивой. Дойдя до места, он вынул из ножен меч и, крадучись, начал обходить камень. Сзади послышался шорох высохшей травы. Юлбарсбилка пошел назад, но опять никого не встретил. Кустарника поблизости не было. Значит, шэнбин, как и он сам, обходил валун. Зорко поглядывая по сторонам, Юлбарсбилка начал пятиться и вдруг столкнулся с шэнбином, стоящим к нему спиной. Обернувшись, Юлбарсбилка и шэнбин враз вскрикнули:

— Ань-ин!

— Юл-барс!

Они стояли шагах в четырех друг от друга, не зная, что предпринять. Острие своего меча Юлбарсбилка упер в гальку под ногами, а Ань-ин держал меч перед животом, скрестив руки.

— Возвращаешься домой?

— Забыл, что ли? У меня нет дома!

— Ну так оставайся с нами.

— Как это?

— Сам знаешь.

— Не могу. Мне многое не нравится в Поднебесной. Но в голову не вмещается, как можно остаться на чужбине…

— А я вот решил остаться.

— Это мне давно известно.

— Но ты не знаешь другого: у меня здесь будет дом и жена!

— Ведь ты сказал, что та пленница…

— Ботакуз!

— Да, Ботакуз… она ушла и не вернулась…

— Я встретился с ее мужем в Эрши. Это отважный человек. Его зовут Камчи. Вряд ли он уцелеет в сегодняшней сече. Если я останусь в живых, вернусь к Ботакуз. Она меня примет. Я буду воспитывать ее детей, детей Камчи. Заведу и своих детей!

Ань-ин стоял, глядя в землю.

— Что ты молчишь?

— Ты напомнил мне о моих делах.

— Каких?

— Помнишь, я говорил тебе о прекрасной Ляо. Она освободила меня от рабства, уничтожив даньшу, я перестал быть рабом ее отца! Потом вновь стал ту-ну, но это другое дело…

— Помню!

— Я должен разыскать ее.

— Зачем?

— Поклонюсь ей в ноги, поблагодарю. В тот день от неожиданности я забыл об этом. Но это не все! Я должен найти отца, мать, братьев и сестер, если они живы. Разыщу и приемных родителей. Ведь они хотели сделать меня свободным ханьцем, но не получилось. Это не их вина.

— А у меня нет ни родителей, ни родичей. Все были зарублены на моих глазах в тот день, когда меня взяли в плен и угнали в Чанъань.

— Выходит, что дороги наши расходятся?

— Да, пожалуй, что так.

Близкие звуки боя заставили обоих повернуться в сторону дороги. Совсем рядом беспощадно билась небольшая группа гаогюйцев и ханьцев. Увлекшись разговором, друзья не заметили, как переместилась схватка.

— Мои и твои! — горько усмехнулся Юлбарсбилка.

— Приближаются сюда… И нам пора!

— Ну, прощай!

— Нет, так нельзя, Юл-барс! За нами уже наблюдают. Не хочу, чтобы из-за меня казнили целую десятку [156] В ханьском войске была распространена круговая порука, то есть за преступление одного наказывали всех в десятке. . Нападай на меня!

— Тогда начни сам!

— Готовься!

Не отрывая друг от друга настороженных глаз, Ань-ин и Юлбарсбилка передвигались по кругу, выбирая момент для удара. Как при учебном бое, они без злобы скрестили мечи, отскочили друг от друга, вновь столкнулись…

— Так не получится, Юл-барс! Они поймут, что мы притворяемся. Ненавидь меня, оскорби как-нибудь. Скажи: бездомный «негодяй», преступник!

— Лучше ты оскорби меня!

Ань-ин, кружась, проговорил в отчаянии:

— Я взаправду убью тебя, Юл-барс! Ты сам встал на моем пути. Если не убью тебя, убьют меня. А мне необходимо вернуться в Хань.

— И я должен остаться живым! Мне надо найти Ботакуз.

Бои разгорелся всерьез. Противники, попытавшись достать несколько раз друг друга мечами, отбросили их в сторону, выхватили кинжалы. Бросившись вперед, они сцепились, и кинжалы вонзились по нескольку раз в животы обоих…

Утром следующего дня чакиры, преследовавшие отходящего врага, застыли в удивлении: возле большого валуна лежали два трупа, словно в крепком дружеском объятии. Один был в одежде шэнбина, другой в даваньском платье. Шэнбин как бы виновато наклонил голову, а даванец положил на нее руку, словно прощая врагу вину.

Истекая кровью, ханьское войско спускалось по южному склону Ториартского перевала.

— Приказ предводителя! — громко передавали чакиры друг другу. — Можно дальше не преследовать шэнбинов!

Иные от себя добавляли:

— Земля Давани кончается на Кашгарском перевале!

Кушак, услышав о повелении предводителя, натянул поводья. Остановил коня и сын его старшего брата, все время следующий за ним как тень. За последние три дня Кушак говорил ему много раз, что, если не погибнет в этой, видимо, последней сече с чинжинами, научит племянника точечному рисованию на камне. Его дело, дело всего рода должен продолжить на Саймалыташе племянник!

Постояв немного, не зная, что делать дальше, когда кончилась схватка с отходящими шэнбинами, Кушак кивнул юноше и двинул коня вверх по склону горы. Они поднялись на ближайшую вершину. Оттуда открывался вид на дальние просторы.

Глазам Кушака и юноши открылась извилистая дорога, ведущая к Аксу, а оттуда к Дуньхуану, по ней двигались остатки ханьского войска. Зрелище было незабываемым: поспешно, наступая на пятки друг другу, устремилась по извилистой дороге на восток поредевшая, ставшая намного короче вереница шэнбинов. Художнику Кушаку она представлялась уползающей в свою нору большой змеей. Да, возвращается к себе после неудачной охоты многоголовый коварный дракон, оставив на поле боя отсеченный и растоптанный хвост. Волочащееся тело его измождено и искалечено, оно стало хилым и дряблым. На разбойничьей охоте дракон, так и не утолив ненасытный аппетит, поломал себе зубы, но по прирожденной хитрости старается это скрыть.