Александр Долгов - Спасти Цоя [litres]

Конечно, я не мог не пообещать моему учителю исполнить его волю, поклявшись всеми святыми.

На девятый день авангард крестоносного войска подошел к за́мку Монэ, хоть и именовавшимся громко – за́мком, но на деле оказавшимся обычным городищем, правда, хорошо укрепленным. Рва вокруг него не было, что, несомненно, облегчало взятие, зато деревянные стены и башни стояли на валу высотой более десяти метров, представлявшим собой сплошную ледяную гору, куда забраться было ох, как не просто, и крепостные стены также были покрыты толстой ледяной коркой, похоже, их не один день обливали водой на морозе.

В тот ясный солнечный день видимость была отменная, поэтому стража Монэ смогла задолго увидеть приближение неприятеля и своевременно подняла сигнал тревоги. Ворота шустро заперли, воины заняли положенные места на стенах. И когда немцы попытались взять замок наскоком, в них тотчас полетел град камней и копий да такой смертоносный, что крестоносцы были вынуждены отступить. Успех необычайно воодушевил язычников; видя, что тевтоны откатились назад, оставив лежать на снегу бездыханные тела, эсты подняли на крепостных стенах невообразимый шум, с восторгом прославляя родные священные леса и своего главного бога Тарапиту. Радостный гул и ликование слышались далеко в округе, доходя и до острова Эзель.

Первый приступ был отбит… Что ж, немецким отцам-командирам стало понятно, что теперь придется воевать не столько открытой силой, натиском и отвагой, сколько ратным искусством, и для победы потребуется время. Крестоносное войско встало лагерем, окружив Монэ плотным тройным кольцом, что не давало осажденным возможности выйти из замка. Снова повсеместно запылали костры, снова в поле выросли палатки и шатры… Чтобы «северные сарацины», как называли немцы жителей Моонзундского архипелага, по ночам не застали христиан врасплох, если паче чаяния решатся на безрассудные вылазки, вокруг лагеря возвели палисады. Кругом кипела работа, каждый занимался конкретным делом. И прежде всего начали сноровисто собирать осадные машины – онагры, баллисты и катапульты, доставленные сюда в разобранном виде, рядом сбрасывали камни-снаряды, привезенные на санях из самой Риги, на первое время их должно было хватить, а чтобы пополнить боекомплект, отправили балтов с обозом на побережье, где камней полным полно, каких хочешь размеров – сам видел.

В близлежащей роще дружно валили вековые ели и сосны. Крепкие бревна в большом количестве требовались для постройки осадной башни и больших мощных камнеметов, называемых требушетами. Эти стенобитные машины, в отличие от уже упомянутых легких и скорострельных онагров, катапульт и баллист, которые, как правило, использовались для поражения живой силы – были значительно крупнее, поэтому их в походы не брали, а изготовляли на месте. По окончании осады обычно деревянные конструкции требушетов уничтожали, предварительно сняв с них приспособления – канаты, крюки и прочее. Надо отметить, что эти гигантские механизированные пращи отличались от собратьев простотой конструкций, что позволяло их сооружать за довольно короткое время при наличии бревен подходящих размеров и квалифицированной бригады плотников. Не буду вдаваться в тонкости устройства требушета, скажу только, что принцип его действия основан на использовании энергии падающего тяжелого груза, закрепленного на коротком конце метательного рычага, похожего на коромысло. При этом длинный конец рычага разгоняет гигантскую пращу со снарядом до огромной скорости – достаточной, чтобы разбить каменные стены, а не то что деревянные. Страшное оружие!

Я не просто наблюдал за происходящим с большим интересом, но и мобилизовав свою память изо всех сил старался запомнить все в малейших деталях, если и вправду мне придется фиксировать увиденное в документе, как предполагал Генрих. Признаюсь, что до той поры я был не особо искушен в вопросах теории и практики метательной артиллерии средневековья, но очутившись среди крестоносцев под стенами замка Монэ, вдоволь насмотрелся на разрушительное работу адских машин во всей их смертоносной красе и могу теперь без особого труда отличить онагр от катапульты или требушет от баллисты. Даже… (не сочтите за бахвальство!) – даже с закрытыми глазами я научился определять вид по специфическим звукам, издаваемым при стрельбе разными орудиями.

Ударными темпами строилась и деревянная осадная башня – в двадцать пять метров высотой. А пока тевтоны старательно занимались столярным и плотницким ремеслом, отряды ливов и леттов промышляли разбоем в замковой округе – все ближайшие деревни сожгли дотла, а жителей, не успевших схорониться в лесах, перебили. Захватив домашний скот, утварь, а также хлеб и прочую съестную добычу, они довольные возвращались назад.

Убедившись в могучей силе крестоносцев, однажды ночью в лагерь пришли посланцы от старейшин эстов с заверениями о том, что безоговорочно примут мир с тевтонами, и обещали в самом скором времени принять христианскую веру, только чтобы крестоносное войско оставило их в покое. Но епископ Альберт и другие руководители похода, в числе которых находился епископ Семигаллии и магистр Фолквин, не поверили их заверениям – напрочь отвергли их просьбы, обвинили во лжи, заявив, что о мире надо было думать раньше, а теперь мир от них ушел, а взамен миру их ждет неотвратимое возмездие. Безусловно, крестоносцам непременно требовалось провести показательную порку, дабы устрашить язычников и сломить боевой дух всех эстов Эзеля, к тому же и первые жертвы со стороны тевтонов мешали им пойти на сделку.

И тогда уже на следующее утро началась массированная бомбардировка замка из тех осадных машин, которые немцы успели собрать за ночь. Впрочем, большого урона укреплениям они не принесли, поскольку как противопехотные метательные средства предназначались прежде всего для психологического воздействия, для острастки врага, но осажденные, всерьез напуганные столь интенсивным обстрелом, не рисковали высовывать носы из замка для вылазок, предпочитая забрасывать неприятеля стрелами. Правда, хаотичная стрельба из луков не причиняла большого урона тяжеловооруженным тевтонам, с головы до ног облаченным в кольчуги, в отличие от ответной прицельной стрельбы из арбалетов. К вечеру на позиции подкатили достроенные требушеты – с диким свистом летели огромные каменные глыбы в сторону замка и разбивали в щепы деревянные брустверы на крепостных укреплениях; к тому же замок методически обстреливали не только камнями, но и бочками с зажигательной смесью, поэтому в городище начались пожары.

Тем временем магистр Фолквин, возглавивший штаб по осаде замка, выбрал оптимальное место для последующего главного штурма, находившееся меж двух башен с южной стороны – там рельеф местности более всего располагал к беспрепятственному передвижению осадной башни, да и вал казался чуть ниже, чем в других местах. Он распорядился соорудить так называемую «свинью» – передвижное укрытие для саперов и приступить к рытью подкопа под земляным валом, чтобы подвести туда осадную башню… Дело оказалось непосильным, поскольку из-за морозов земля смерзлась намертво, стала крепкой как камень, пришлось балтам по всему периметру окапываемой зоны разложить костры, чтобы растопить льды и сделать землю немного мягче, а потом уж браться за лопаты. Работы велись под обстрелом, не прекращающимся ни на минуту, – стрелы и камни летели без передыха, тяжело пришлось людям, работавшим без всяких доспехов, многие сложили там головы, отовсюду слышались жалобные стоны и мольбы раненых, но помочь им до наступления сумерек не было никакой возможности, поэтому множество раненых замерзли или истекли кровью. Все эти ужасы мы с Генрихом наблюдали воочию, находясь на передовой – укрывались за большим деревянным щитом, установленном на распорках – немцы-арбалетчики вели из-за него прицельную стрельбу; внешняя сторона щита была сплошь утыкана стрелами язычников, точно дикобраз иглами.