Александр Долгов - Спасти Цоя [litres]

Генрих уже передвигался без палки, но все равно сильно хромал… К прошлому разговору о его предчувствии мы больше не возвращались, мне казалось, что произнесенное им мне приснилось или померещилось, я испытывал оптимизм, свойственный всякому юноше, не склонному падать духом, готовому гнать прочь мрачные мысли, всегда надеясь на благоприятный исход. Я изумлялся бесстрашию Генриха, не обращавшему внимания ни на свистящие стрелы, ни на летящие копья, ни на падающие камни, будто их не было вовсе. Спокойно и сосредоточенно он делал свою работу… Думаю, вам не совсем понятно, чем конкретно Генрих занимался на передовой, поясню: выполнял положенное духовному лицу – отпускал грехи умирающим, ободрял раненых и сомневающихся, молился за победу креста над язычниками и за упокой души всех павших воинов, само собой разумеется, отпевал тех, кого предавали земле, хороня в общей могиле, как принято в походах.

В то же самое время, когда балты оттаивали лед и землю, подбрасывая поленья в устроенный возле вала гигантский кострище, крестоносцы, оглашая окрестности громкими воплями, штурмовали стены замка с других точек, чтобы отвлечь внимание неприятеля – больше для шума, чем для пользы, поскольку обледеневшие вал и стены практически не позволяли забраться наверх. Немцы, правда, пытались карабкаться по отвесной стене с помощью железных крюков и канатов, но язычники расторопно обрубали веревки топорами, и все доморощенные скалолазы гурьбой катились вниз, грохоча металлом под издевательское улюлюканье врагов. Вслед за смешками сыпались стрелы, копья и камни, которые несли увечья и смерть. Вот почему в крестоносном войске нарастала озлобленность и жажда быстрейшей расправы с защитниками замка, каждый уповал на долгожданный момент, когда плотники достроят осадную башню и саперы дороют подкоп, тогда песенка язычников будет спета.

2 февраля епископ распорядился остановить штурм, дабы не омрачать христианский праздник Сретения Господня кровопролитием и убийствами, а заодно набраться сил перед решающим наступлением, назначенным на следующее утро. Все предвещало, что оно станет последним, – осадную башню уже достроили, она стояла в метрах трехстах от южных стен замка в готовности двинуться вперед. Язычники бились с отчаянием обреченных, их участь вправду была предрешена – уж больно неравные силы были у сражавшихся сторон: перед крепостными стенами находились двадцать тысяч бойцов, внутри замка – всего несколько сотен.

Ночью закончили рыть подкоп, дойдя до середины вала. «Свинью» осторожно отодвинули назад, как и предполагалось, вал тут же обвалился. Язычники при виде подобного прискорбного расклада от бессильной злобы и обуявшего их ужаса подняли на стенах громкий и отчаянный вой. На обрушившуюся землю начали устанавливать деревянный настил… На головы тевтонов сыпался град камней и копий, многие падали замертво, но работа продолжалась. Тем временем балты, впрягшись в осадную башню, понемногу стали подавать ее вперед, на верхней площадке башни уже вовсю усердствовали арбалетчики, осыпая стрелами язычников, бросавших со стены камни и метавших копья в тех, кто трудился под стенами, укладывая настил. К утру, когда окончательно рассвело, башню удалось подвести к крепостной стене, да так ловко, что она встала почти впритык, зазор между стеной и башней составлял не более двух метров. Тут же, громыхая и лязгая железом, вверх полезла штурмовая группа тяжеловооруженных рыцарей, ну, а мы с Генрихом следом за ними, не мог мой учитель пропустить столь ответственного момента…

Я мог бы задаться вопросом, чего ради Генрих потащил меня на башню, но, принимая во внимание его недавний завет, чтобы быть в гуще событий, мотив его якобы безрассудного поведения становится понятным. Карабкаясь по крутой, едва ли не вертикальной лестнице, выбрав минуту передышки, я спросил, не страшно ли ему без кольчуги, без оружия очертя голову лезть в самое пекло?

– Вот мое оружие, Конрад! – воскликнул Генрих, сверкнув очами и взметнув кверху деревянный крест, который держал в руке. Это едва не стоило ему падения, но он чудом удержался, тут и я, как мог, попридержал его, после чего он горячо продолжил. – И еще – Библия! А насчет страха, могу тебе сказать, что не боятся одни лишь дураки, и мы с тобой на них, к счастью, не похожи. И всем, кто впереди, уверен, во сто крат жутче приходится, чем нам! Однако, если они и страшатся, то виду не показывают, и с Божьей помощью прорубают дорогу к победе!

Что верно, то верно – идущим впереди всяко пострашнее, чем плетущимся в хвосте, но поджилки у меня все равно тряслись от страха, только я об этом, конечно, помалкивал, старался вида не подавать, что дрейфлю, беря пример с Генриха, лез себе наверх и старался помогать Генриху, благо, у меня были свободны обе руки.

Сейчас силюсь припомнить другие подробности подъема и не могу, под впечатлением исторического момента, энтузиазма воинов, физического и духовного напряжения, меня будто поглотила всеобщая эйфория, я ощущал себя частью этого несметного войска. И все! Меня – Конрада, будто бы не было вообще.

…И вот до нас донеслись отрывистые звуки рыцарского рога – это был сигнал к штурму, который по заранее оговоренному плану должен был начаться одновременно с разных точек, чтобы ошеломить язычников и распылить их силы. Рог еще не успел протрубить до конца боевую мелодию, когда где-то вверху вдруг раздался адский грохот, словно над нами разверзлись небеса, башня покачнулась, у меня от неожиданности перехватило дыхание, я весь обмер, судорожно вцепившись в перила и мгновенно вышел из ступора.

– Штурмовой трап опустили, – со знанием дела быстро пояснил Генрих, увлекая рукой меня наверх.

Потом сверху донесся истошный боевой клич, дружно подхваченный добрым десятком луженых глоток, суматошный и громкий топот ног, звон стали, крики, вопли, стоны – все слилось в единый звук шум жаркого боя, тут уж вся башня заходила ходуном.

– Рыцари уже на стене, бьются с проклятыми язычниками, – опять разъяснил Генрих, – поспешим и мы туда, мой мальчик.

Через пару минут, пробежав по шаткому штурмовому трапу, мы оказались на крепостной стене, заваленной трупами, валяющимися в лужах крови, в основном – убитыми защитниками замка, легковооруженными воинами с деревянными щитами без кольчуг, порой и без шлемов. Помню, как изумился тому, насколько быстро крестоносцы одолели язычников и взяли приступом стену, все случилось исключительно быстро, в мгновение ока. А чему было удивляться? Ведь немцы были настоящими профи, это было их ремеслом. Тем временем рыцари штурмовали две башни, расположенные по соседству, во всю глотку славя Иисуса Христа, в ответ с башен раздавались рыданья и стоны эстов… Отовсюду доносились победные крики крестоносцев – предвестники победы, бой неотвратимо двигался к финальной развязке.